Сергей Зарин - Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга вторая: Опыт систематического раскрытия вопроса

Таким образом, перенесение всевозможных страданий, лишений получает в аскетическом истолковании принципиальное значение, является характерной и специфической чертой истинного подвижника, верного последователя Христа. По словам преподобного Марка П. , «Господь хочет, чтобы христиане терпели поношения и злострадание (κακοπάθειαν), диавол же хочет „противного“ (τὰ ἐναντία)» [3098]. Поучению святого И. Златоуста , естественно и «последовательно (ἀκόλουθον), чтобы печалящиеся здесь были утешены там; совершенно необходимо, чтобы здесь роскошествующие (τοὺς ἐνταῦθα τρυφῶντας), смеющиеся и беспечально относящиеся к своим грехам опечалились там, скорбели и скрежетали зубами» [3099]. По словам преподобного Ефрема С. , «не здесь обещал нам Бог даровать покой и царство Свое (ἀνάπαυσιν καὶ τὴν βασιλείαν), ибо Он определил, чтобы этот век служил для нас местом упразднения, испытания и подвига» (γυμνάσιον καὶ πειρατήριον καὶ ἄθλησιν) [3100]. «Бог ясно показует, что нет покоя (οὐκ ἔστιν ἄνεσις) на земле, желающим спасения» [3101].

Св. Василий В. «евангельское слово» о том, что «царство небесное принадлежит употребляющим принуждение» (βιαστῶν ἐστι ἡ βασιλεία τῶν οὐρανῶν) [3102], комментирует в том смысле, что «принуждением» здесь называется «утруждение тела», которое ученики Христовы добровольно терпят в отречении от собственных своих хотений и от телесного упокоения, в соблюдении всех заповедей Христовых [3103]. В частности же, здесь разумеется «утончение (λέπτυνον) её трудом добродетелей, в постах (ἐν νηστείαις), в бодрствованиях (ἐν ἀγρυπνίαις), в послушании, в безмолвии, в псалмопениях, в молитвах, в слезах, в рукоделии, в перенесении всякой скорби» (ἐν ὑπομονῇ πάσης θλίψεως) [3104].

По словам Макария Ε. , «не уверовать только должно во Христа, но и пострадать с Ним (συμπάσχειν αὐτῷ). Пострадать же и спрославиться со Христом можно тем только, которые в этом міре распяли самих себя, и язвы Господа носят на собственных телах своих» [3105] [3106]. «Бог определил, чтобы путь, вводящий в жизнь, был со скорбью, с теснотою, со многим испытанием, с самыми горькими искушениями» [3107]. Этот закон нравственной жизни имеет безусловное значение и исключений не допускает. «Невозможно без страданий (ἄνευ παθημάτων), путем гладким, а не тесным и узким, войти в город святых, успокоиться и царствовать с Царем нескончаемые века» [3108]. Отсюда, по выражению преп. Ефрема С. , «святые наследуют царство небесное за многие скорби» (οἱ ἅγιοι διὰ πολλῶν θλίψεων τὴν τῶν οὐρανῶν βασιλείαν κληρονομοῦσιν) [3109].

В таком же духе аскетическое учение о важном, необходимом значении страданий и скорбей в духовной жизни, в деле достижения высшего христианского совершенства, раскрывается с полной ясностью и определенностью и у преподобного Исаака С.

По учению святого Отца, «малая скорбь ради Бога лучше великого дела, совершаемого без скорби», потому что произвольная скорбь представляет доказательство веры в любви. Поэтому святые, из любви Христовой, показали себя благоискусными в скорбях, а не в успокоении (ἀνέσει). То же, что совершается без труда, является правдой людей мирских. Подвижник должен подражать страданиям Христовым, подвизаясь в этом именно духе, чтобы сподобиться достигнуть и славы Христовой (Римл. VIII, 17). «Ум не спрославится с Иисусом, если тело не страждет за Христа» [3110]. Этому закону принадлежит универсальное значение, так как он поставляется в теснейшую связь с самым существом христианской религиозно–нравственной жизни. «Невозможно, чтобы, когда идем путем правды, не встретилась с нами печаль (στυγνότητα), тело не изнемогало в болезнях и трудах», «если только возлюбим жить добродетельно» [3111]. «Путь Божий – ежедневный крест. Никто не восходит на небо, живя прохладно» (μετὰ ἀνέσεως) [3112]. Вот почему, всякая добродетель, совершенная без телесного труда, не прочна, не устойчива, и не имеет высокой нравственной ценности. Св. Отец такую добродетель сравнивает с недоношенным плодом, с выкидышем (ἔκτρωμα ἀψυχον) [3113]. Отсюда истинный подвижник, желая приблизиться своим сердцем к Богу, должен доказать «прежде любовь свою телесными трудами»; именно в «них полагается начало жизни». В частности «много приближается сердце к Богу скудостью „потребного“, – например, в отношении пищи» [3114]. Теперь уже понятно, почему телесное изнурение практиковалось многими подвижниками собственно ради нежелания иметь какое–либо утешение, услаждение в настоящей временной жизни, чтобы не лишиться вечной, нескончаемой радости [3115].

Определяя точнее и ближе, почему именно лишение всякого телесного упокоения, услаждения, – причинение телу всевозможных страданий, лишений, – почему такое именно отношение к телу составляет характеристическую черту и специфическую принадлежность истинно подвижнической жизни, святые аскеты на первый план выдвигают всегда проникающее подвижническую жизнь настроение « покаяния ». Настроение покаянного самоуглубления, по самому своему существу, не совместимо со всяким телесным услаждением, физическим довольством и требует наоборот, именно телесного удручения.

Основное, существенное значение «покаяния» в подвижнической жизни не подлежит ни малейшему сомнению.

По словам преп. Исаака С.: «если все мы грешники, и никто не выше искушений, то ни одна из добродетелей не выше покаяния»; поэтому «дело покаяния никогда не может быть совершенно. Покаяние всегда прилично всем грешникам и праведникам, желающим получить спасение… Покаяние до самой смерти не определяется ни временем, ни делами» [3116]. По учению преподобного Марка П. «без сокрушения сердца невозможно совершенно избавиться от зла; а сердце сокрушается от троякого воздержания: от сна, пищи и телесного покоя» [3117]. По мысли преподобного аввы Исаии , как земля без семени и воды не может принести плода, так и человек не может совершать покаяния без смирения и удручения тела (sinе humilitatе еt corporis afflictionе) [3118]. Столь же решительно и определенно учение по данному вопросу и святого И. Златоуста. По мысли святого Отца, «как трудно и даже невозможно смешать огонь с водою, так невозможно совместить наслаждение с сокрушением (τρυφὴν καὶ κατάνυξιν εἰς ταυτὸ συναγαγεῖν), – они противоположны и взаимно исключают друг друга. Одна – мать слез и трезвенности (νήψεως), а другое – смеха и неумеренности (παραφορᾶς)» [3119]Вот почему, по словам Иоанна Л. , «покаяние есть бесскорбное отвержение всякого утешения телесного» [3120], и в частности, – всего, по возможности, относящегося к области питания. «Когда стесняется чрево, тогда смиряется сердце; если же служат первому, то (и в сердце) возникает помысл» [3121](конечно, страстный) [3122]. С этой точки зрения будут поняты и следующие слова подвижника: «те, которые приобрели плач в чувстве сердца, возненавидели самую жизнь свою; а от тела своего отвращаются, как от врага» [3123].