Священник Евгений Горячев - Совр.опыт оглашения, Крещения и воцерковления. Опыт Санкт-Петербургской епархии.

В житии одного русского святого, скончавшегося в начале века, есть ответ на оба поставленные вопроса. Его звали Николай, он был епископом и большую часть жизни провел в Японии, проповедуя православную веру. Когда он приехал в эту страну, православных там не было, а к концу его жизни, число обращенных и вошедших в Церковь японцев насчитывало тысячи. За этот грандиозный духовный подвиг Церковь канонизировала епископа Николая как равноапостольного, т. е. уравнявшегося в своем миссионерском служении с апостолами. Жизнь этого человека удивительна, как, впрочем, удивительна жизнь всякого святого. Но в данном случае она знаменательна еще и по другим причинам. Как правило, людям, живущим в иные эпохи, гораздо сложнее судить о нравственных изгибах человеческих судеб, если от прожитой жизни не осталось ничего, кроме сухой биографии. Иногда это относится и к святым. Нас изумляют подвиги св. Симеона Столпника и св. Серафима Саровского, мы недоумеваем и ужасаемся поступкам Алексия Человека Божия и Ксении Блаженной, но мы ничего не знаем о их личных переживаниях по этому поводу. Святые, как правило, оставляют поучения, но не оставляют дневников. И потому, что было у них на душе в момент нечеловеческих подвигов и величайших страданий, остается для нас тайной, покрытой мраком неизвестности. Не так с Николаем Японским. Почти всю свою жизнь он писал дневники, которые сохранились и дошли до нас в первозданном виде. Что же поражает в этих записях. Во-первых, то, что их писал человек согрешающий. Я, например, очень удивился, когда встретил на страницах дневника случаи явного осуждения, и это притом, что Христос осуждение запретил: «Не судите, да не судимы будите» ( Мф. 7:1 ). Мне казалось, что святой должен быть свободен от подобных промахов, а он, напротив, пишет о своем собрате по алтарю следующее: «Боже, что за крест Ты послал мне! И за этим-то я ездил в Россию? Истратил два года лучшей жизни! Все четыре Академии дали пока вот только это сокровище, с которым я теперь мучаюсь, и от разговора с которым, я думал, в сегодняшний вечер, у меня голова поседеет… И это человек, бывший семь лет священником и прошедший академическую мудрость! — Хороши же у Православия священники и Академии…». [78] Накамура К. Дневники Святого Николая Японского. Хоккайдо, 1994, сс.7–8. Следовательно, святость — не отсутствие греха, а умение в грехе раскаяться, умение возложить вину и ответственность на себя с тем, чтобы постараться исправиться. В этих-то попытках исправления и заключена тайна святости. Святой не тот, кто не падает, но тот, кто, упав (и, быть может, сильно), не меняет ни цели своего стремления, ни усердия к ее достижению. В другом месте св. Николай говорит об этом совершенно отчетливо: «Хоть бесплодны мои глупые тревоги, но не злонамеренны они, окромя моих разных человеческих грехов! Грехи — грехами, но не ими и не для них я жил, а была у меня идея жизни — служение вере и Господу!» [79] Там же, с.9.

Таким образом, святость — не безгрешность, а неотступное всецелое решительное стремление к Богу, несмотря на свою греховность. Святость есть посвящение жизни и именно поэтому святых немного. Приведу вам пример из личного опыта. Как-то меня пригласили освятить молодежное кафе. Освящение — это молитвенное призывание благодати Божией на определенную человеческую деятельность. Покропив святой водой кабинет директора и складские помещения, я вышел в центральный зал и продолжил освящение, двигаясь вдоль стен кафе. За одним из столиков сидели молодые люди и с интересом наблюдали за мной. Когда я поравнялся с ними и спросил: «Верующие ли они?» — они ответили, что верующие. — «Значит можно вас покропить?» Знаете, что они мне ответили? — «Можно, только несильно». Ответ удивительно точный. Большая часть верующих людей не становится святыми только потому, что присутствие Бога в их жизни определяется как «несильное». Вера наполовину — есть обескрыленная, нереализованная святость…

А теперь давайте поговорим о типах святости. Православные святцы (т. е. собрание чтимых Православной Церковью святых) указывают нам на широчайший круг человеческой деятельности, которая может быть охвачена Божественным освящением, что называется «от царя до пономаря». Здесь монахи и миряне, князья и простонародье, мужчины и женщины, дети и старики и т. д. Словом, если «любви все возрасты покорны», то святости — все жизненные состояния, потому что, повторяю, Бог заповедует не то, что могут единицы, но то, что возможно всем. О том, кого и за что называют равноапостольными мы уже поговорили. Теперь давайте поговорим о святителях, т. е. о духовных лицах, прославленных в сане епископа (далее следует краткий рассказ о степенях церковной иерархии).

В прошлый раз мы выяснили, что двоих из вас зовут Василиями, и что вы хотите иметь своими небесными покровителями православных святых с соответствующими именами. Поэтому, говоря о святителях, я не могу удержаться от того, чтобы не привести вам в качестве примера рассказ о жизни Василия Великого, православного святого, жившего в середине IV века в византийском городе Кесарии.

(Конечно, оглашаемые могут носить и другие имена, среди которых может и не быть ни одного имени знаменитого святителя. При небольшом количестве крещаемых это происходит довольно часто. Тогда подобный рассказ носит несколько отвлеченный характер, что, впрочем, совершенно не вредит общим задачам данного оглашения).

Интеллектуальные дарования этого человека были огромны. Один из друзей сравнивает его с кораблем, нагруженным ученостью до последнего предела. Но это не послужило ему поводом к заносчивости. Отличие святого ученого от ученого неверующего в том, что один прославляет приобретенными знаниями Бога, а другой себя. В то время Церковь выдерживала мучительную и напряженную борьбу с еретиками (т. е. с лицами, искажающими веру), которых, тем не менее, поддерживала государственная власть. Эти люди, зная, каким авторитетом пользуется Кесарийский епископ у своей паствы, пытались склонить его к неправомыслию, направив к Василию знатного царедворца. А когда это не удалось, пытались запугать святого угрозами ссылки, лишений и смерти. Но он смело ответил, что ему нечего терять в этом мире, а на лукавое замечание царского вельможи о том, что людям свойственна изменчивость, «может и ты передумаешь», — святитель спокойно возразил: «Сегодня я тот же, что и был вчера, и завтра я буду таким же, как и сегодня. Советую и тебе на меня походить». Вельможа уехал потрясенный. Вы понимаете, что это не было пустым бахвальством. Одно дело отстаивать правду в кругу многочисленных единомышленников при всеобщей поддержке, другое дело — под страхом смерти, в полной беззащитности.