Михаил Одинцов - Патриарх Сергий

Иную позицию заняли иерархи Русской православной церкви за границей. На Архиерейском соборе, собравшемся в начале сентября 1927 года, декларация была категорически отвергнута как документ, носящий характер сугубо политический, а не церковно-канонический, а потому не имеющий оснований для обязательного исполнения. Одновременно заявлено было о разрыве всех связей с митрополитом Сергием, который, по мнению «карловчан», устремился к установлению «союза святой православной церкви с властью, разрушающей и церковь, и всякую религию» [124] ГА РФ. Ф. 6342. Оп. 1. Д. 2. Л. 97 об. . Одновременно митрополит Евлогий был осужден Собором за «раскольничью деятельность», запрещен в священнослужении и отстранен от управления православными приходами в Западной Европе. Митрополит Сергий, получив информацию об этом, своим указом отменил данное запрещение.

Реакция этой части русской эмиграции может быть объяснена, с одной стороны, ее политическим настроем, суть которого заключалась, как писала газета «Последние новости», «в выступлениях против советской власти как власти светской и в призывах бороться за восстановление в России монархии». С другой стороны, сказалось тяготение митрополита Антония (Храповицкого), главы Зарубежной церкви, к «самостоятельности». Еще летом 1923 года Синод принял секретное (и для верующих за рубежом, и для патриарха Тихона) определение о неисполнении указов патриарха Тихона, касавшихся деятельности заграничных приходов. И ранее этого времени, и позже митрополит Антоний неоднократно обращался к патриарху Тихону с просьбой предоставить «независимость» Зарубежной церкви, то есть вел дело к фактическому отделению от Московской патриархии. Таким образом, появление декларации стало для этой части православной иерархии удобным поводом к открытому разрыву с Московской патриархией и провозглашению своего политического кредо — восстановление монархии в России.

Немаловажно было и то, что обстановка летом 1927 года в Европе существенно отличалась от прошлогодней, когда Синод обсуждал проект послания митрополита Сергия и поддержал его: нарастала волна антисоветизма, совершались насильственные действия в отношении зарубежных советских учреждений и отдельных лиц, звучали призывы к экономической блокаде, казалась вполне реальной возможность нового военного похода против СССР. Вот почему в тексте декларации Сергия поясняется суть патриотической позиции церкви, когда «всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное действие или просто убийство из-за угла, подобно Варшавскому [125] Имеется в виду убийство в Варшаве 7 июня 1927 года советского полпреда П. Войкова. , сознается нами как удар, направленный в нас».

…23 ноября 1928 года поезд Рига — Москва медленно подходил к перрону Ржевского вокзала. Митрополит Алексий (Симанский) напряженно вглядывался в проплывающие мимо окна вагонов… Один, второй, третий… Подумалось: «Узнаю ли после столь длительной разлуки?.. Да и он, Елевферий, признает ли во мне своего прежнего знакомца?..»

В купе постучали, в приоткрывшуюся дверь просунулась голова носильщика. Он проговорил: «Вас ожидает на перроне архиерей». Показалось — ослышался. «Что он сказал?» — обратился митрополит Елевферий к сопровождающему. «Вас ожидает архиерей». Мелькнула мысль: «Он, вероятно, в каком-либо архиерейском отличии, а я в теплой рясе… обычной осенней шляпе, без посоха, с зонтом в руках… Но делать нечего. Надо выходить».

Действительно, напротив открывшейся двери вагона стоял митрополит Алексий в меховой, с бобровым воротником рясе, в клобуке и с архиерейским посохом в руке. После взаимных приветствий Алексий обратился к гостю:

— Митрополит Сергий просил вас встретить, а сам он ожидает вас у себя на квартире. Такси у вокзала. Пожалуйте.

В дороге начался непринужденный разговор.

— А вы, владыко, кажется, удивились, увидев меня в рясе, в клобуке и с посохом? Вы, вероятно, думали, что мы, архиереи, ходим с бритыми бородами, стрижеными волосами, в светских костюмах, — проговорил Алексий.

— Да… Вы угадали, почти что так.

— Как видите, мы всё сохранили в нетронутом виде и всюду являемся в таком одеянии.

— Ну, слава Богу, это очень хорошо.

Через полчаса машина остановилась возле ничем не примечательной калитки. В глубине — барский дом с флигелем. Прошли к нему по дорожке в четыре доски через весь фруктовый сад. В передней Елевферия встречали митрополит Сергий Страгородский, архиепископ Филипп, управляющий Московской епархией, епископ Волоколамский Питирим, управляющий делами патриархии, митрополит Саратовский Серафим. После приветствий, радостных возгласов и улыбок прошли в келью Сергия — комнату в два окна, с самой простой обстановкой: направо кровать, налево письменный стол, в святом углу небольшой киот, рядом небольшой книжный шкаф, на противоположной стене висит телефон. На письменном столе — портрет патриарха Тихона.

Сели за чайный стол. Как всегда в такой обстановке, разговор завязался не сразу. Встреча, как наваждение, вопреки бушевавшим вокруг житейским бурям. Встреча пришельцев… «с того света», которые молча смотрели друг на друга и радовались возможности увидеться до смертного своего часа. В сердце Елевферия ширилось ощущение радости, мысли растворялись в чувствах, и говорить не хотелось… Приятно было смотреть на митрополита Сергия, которого, казалось, заграничная пресса давно похоронила, объявив сломленным, больным, с трясущимися головой и руками. Перед Елевферием сидел слегка поседевший и пополневший владыко, претерпевший четырехкратное тюремное заключение, фактический глава церкви. Видно было, что он полон сил и энергии. Те же умные, добрые, ласковые глаза, ни тени в них душевной усталости или скорби. Та же улыбка, сменяющаяся знакомым добродушным смехом.

К двенадцати часам подошли остальные члены Синода, и все перешли в залу в четыре окна, где обычно проходили синодальные заседания. В углу теплилась лампадка под образом Божьей Матери, посередине стоял стол, покрытый зеленым сукном, с двенадцатью стульями, при входе справа — небольшой мягкий диван, налево от входа на стене — хорошо исполненный портрет патриарха Тихона.

На заседании митрополит Елевферий выступил с докладом о положении церковных дел за границей и особенно в Польше, где провозглашена была неканоническая автокефальная Польская православная церковь. Присутствующих интересовало все до мельчайших подробностей, что мог сообщить непосредственный очевидец прискорбных событий в церковной православной жизни. Затем был обед, после него — поездка в храм Блаженного Максима.

На первую предстоящую московскую неделю для митрополита Елевферия был расписан каждый день и каждый час: посещение соборов, храмов и монастырей, участие в заседаниях Синода, епископских хиротониях и службах, экскурсии по Москве и в ближнее Подмосковье, встречи с иерархами, официальные визиты и посещение старых знакомых.