Лев Тихомиров - Руководящие идеи русской жизни

Этот путь реформы был безусловно правилен как теоретически, так и практически. Совершенно понятно, что учредительная реформа не может быть хорошо исполнена общими ведомственными государственными учреждениями, приспособленными для текущих дел. Можно сказать, что чем лучше поставлены государственные ведомства, тем менее они способны к работам учредительным, которые всегда требую особого органа.

Если учредительная задача является в момент разрушения прежнего государства, то появляются учредительные собрания, выбранные народом. Если же, как это было в 1861 году в России, учредительная реформа проводится самой Верховной властью государства, то ей самой приходится создать специальный учредительный орган. Так и поступили в 1861 году. И вот почему оказались так удачно, прекрасно подобраны члены этого учредительного комитета, в котором нашли место все лучшие силы, существовавшие тогда в стране.

Не так пошло дело в 1906 году. Реформа первостепенной важности, реформа, при всякой ошибке исполнителей способная потрясать Верховную власть государства, была исполнена чисто ведомственным путем, средствами общих правительственных учреждений, по самому характеру своему пригодных лишь к задачам отдельных ведомств. Новое построение, затрагивающее самые интимные отношения Царя и народа, было отдано в руки бюрократических канцелярий.

Все, знающие подробности совершения этой работы, не требуют напоминания о том, какими неопытными молодыми чиновниками, иной раз наспех, определялись отношения Царя и народа и права Верховной власти. Лишь для образчика вспомним, что только уже в последней инстанции, за несколько дней до опубликования, был исправлен такой невероятный пробел, как неупоминание о подчинении Государю Императору вооруженных сил Империи. И вся эта работа, решавшая судьбы Царя и народа, совершалась в величайшей канцелярской тайне, в которую не могли проникнуть даже сами лица, состоявшие на службе, или наиболее серьезные представители публицистики. В результате и получилась система учреждений, какую мы теперь имеем.

Если бы у нас не было ни несчастной войны, ни бунта, окрещенного революцией, то уж одного этого способа учредительной работы было бы достаточно для того, чтобы результаты получились так или иначе несоответственные цели. И наоборот, если бы предположить, что выработка учреждений в 1906 году при всех прочих неблагоприятных условиях совершалась тем способом, как дело было двинуто в 1861 году, то, конечно, получилось бы нечто гораздо более совершенное.

Без сомнения, при этом созыв Государственной Думы последовал бы на год или полтора позднее, но ведь и это не принесло бы ничего, кроме пользы. Преждевременный созыв Думы только поддержал и раздул революционное брожение в стране и подорвал во мнении народа самый принцип нового учреждения, что, быть может, вовсе не худо с точки зрения ведомственной бюрократии, но с точки зрения государственности, с точки зрения пользы Верховной власти и народа — представляет явление самое печальное, чреватое последствиями неурядиц и смут.

Вот едва ли не существеннейшая причина неудач законодательства 1906 года. Вот отчего работа его доселе остается незаконченной, а только начатой, и притом крайне запутанной. Но если нам будет когда-либо предстоять коренное исправление работы 1906 года, то для избежания дальнейших неудач нам должно оглянуться на опыт 1861 года и поставить выработку реформы представительства на тот же вневедомственный путь, как в 1861 году, и как всегда бывает при всякой общей учредительной реформе.

В последней книжке Вестника Европы (октябрь, хроника, стр. 371) делается выпад в отношении письма редактора Московских Ведомостей покойному председателю Совета Министров П.А. Столыпину, который, как стало известным из заметки брата его А.А. Столыпина в Новом Времени (№ 12758), в пометке на письме выразил свое с ним несогласие.

Вестник Европы недоволен степенью несогласия П.А. Столыпина со взглядами редактора Московских Ведомостей. «Нельзя не пожалеть, — говорит он, — о том, что он (П.А. Столыпин) находил рассуждения г-на Тихомирова прекрасными в теории. Не заслуживает наименования учение, отрицающее обязательность закона для самого законодателя (?). Оно не только фальшиво в самом корне: оно чрезвычайно опасно, постоянно грозя послужить исходной точкой для актов, несовместных с природой государства (?). После крупного поворота в государственной жизни всегда наступает период неустойчивого равновесия, всегда носится в воздухе идея регресса не только в деталях, но и в целом. Допустить, хотя бы отвлеченно, правомерность такого регресса, значит увеличить шансы катастрофы. Прочная охрана приобретенного требует веры не только в его необходимость, но и в справедливость».

Эту-то веру в «справедливость» «приобретений», сделанных единомышленниками Вестника Европы в государственной жизни России, подрывает учение г-на Тихомирова, почему оно и «опасно».

Прежде всего нельзя не заметить, что, излагая какое-либо учение, не мешает не приписывать автору того, чего он не говорил. Письмо Л.А. Тихомирова покойному П.А. Столыпину — у всех перед глазами ( Московские Ведомости, № 207). Никакого отрицания обязательности закона для законодателя оно не содержит. В письме категорически сказано: «Понятно, что все время, пока Верховная власть поддерживает существование именно данного строя, означенные ограничения составляют законную норму». Где же тут отрицание обязательности закона для законодателя?

Само собой разумеется, что закон обязателен для законодателя более, чем для кого-нибудь иного. Но вопрос, поднимаемый г-ном Тихомировым в письме П.А. Столыпину и много раз раньше того рассматривавшийся в разных трудах его, состоит в соотношении прав власти Верховной и властей управительных. Вестнику Европы хочется утвердить «веру» в справедливость «приобретений» революции, так чтобы нравственное чувство не допускало нас вырваться из положения, бедственные стороны которого обрисованы в письме Л.А. Тихомирова П.А. Столыпину. Но тут идет вопрос вовсе не о «справедливости», а о разуме государственности, о той «природе государства», о которой Вестник Европы упоминает для красоты слова, но которую немедленно оставляет в стороне.

Между тем в том запутанном положении, которое охватило Россию, нашим гражданам необходимо более всего понимать законы государственности, ибо их темнота для русского ума и была причиной всех недостатков в нашей конституции 1906 года.

Лет 15 тому назад основными вопросами государственного права у нас интересовались только те, которые думали о перевороте нашего государственного строя и, понятно, изучали право тенденциозно, с заранее предрешенными выводами. Не только публика вообще, но и образованнейшая часть ее была захвачена революцией врасплох, и неясность представлений о Верховной власти мы увидели даже среди лиц власти, которым предлежало обрабатывать новые основные законы. Что касается публики в широком смысле, то она проявляла неспособность разобраться даже в таких азбучных вопросах, как юридическая неограниченность Верховной власти и ее фактическая ограниченность. Впоследствии, когда на эту неподготовленную почву стали проникать идеи Еллинека о «самоограничении» Верховной власти, они породили лишь ряд новых недоумений… Туча их тяготеет над умами и до сих пор, препятствуя на каждом шагу доброму устроению учреждений.