«Дао Дэ Цзин». Комментарий Патриарха чань-буддизма Ханьшань Дэцина

У моих слов и дел есть хозяин.

Поскольку у меня нет знаний, поэтому меня не знают.

Редко встречается тот, кто знает меня.

Но ценен тот, кто следует мне.

Поэтому святой человек одевается в грубую одежду, но внутри хранит (драгоценную) яшму».

В этой главе указывается цель уже высказанного, чтобы люди знали это и углублённо практиковали, сами обретая результат. Лао-Цзы говорит о себе, что его слова — это самый эффективный и экономящий силы метод, который каждый человек может применять в своей повседневной жизни. Он очень понятный и ясный. Его очень легко узнать и практиковать. Однако люди не могут его познать и не могут его практиковать. Все слова (и дела) Лао-Цзы в основе ставят великое Дао и не являются пустыми, вздорными, необоснованными речами. Поэтому и говорится: «У моих слов и дел есть хозяин». Он всегда говорит освобождаться от святости (концептуальной) и отбросить мудрость, чтобы было пустое сознание, не имеющее «Я». Нужно быть скромным и не соперничать, забыть о форме и отказаться от мудрости. Тогда во всех делах это будет самый эффективный метод (гунфу). Отбросить (все ментальные заботы), отпустить — это и есть метод. Совсем не требуется от нас многое знать и во многом разбираться. Успокоить ум, дать ему отдых — в этом заключается метод. Поэтому разве не самым лёгким является узнать его и практиковать? Но люди не могут его познать и практиковать по причине того, что они всегда опираются на знания и интеллектуальные понятия. Если же устранить знания (интеллект), то не будет концепций, за которые можно было бы ухватиться уму. Поскольку очень трудно уловить его метод отсутствия знания, поэтому люди не могут познать Лао-Цзы. Поэтому и говорится: «Поскольку у меня нет знаний, поэтому меня не знают». Отсутствие знаний — это не только основной принцип школы Лао-Цзы, но и школы Конфуция. Например, Конфуций говорит: «Есть ли у меня знания? Нет знаний. Если человек спрашивает меня, то я подобен пустоте». Разве святой Конфуций здесь не ставит своим основным принципом отсутствие знаний? После встречи с Лао-Цзы Конфуций постиг мистику этого, поэтому назвал Лао-Цзы подобным Дракону. Этим он как раз хотел сказать об этом. Если незнанием постигнуть незнание, это будет подобным тому, как пустота соединяется с пустотой. Если с помощью знания стремиться к незнанию, то это будет подобно тому, как водой поливать камень. Поэтому сущностное учение Конфуция и Лао-Цзы издревле является редким и просветляющим. Поэтому и говорится:

«Редко встречается тот, кто знает меня». Если сможем в настоящее мгновение постигнуть это сознание, то мы тут же становимся святыми. Поэтому и говорится: «Но ценен тот, кто следует мне». Святой человек путешествует по миру с пустотным сознанием сокровенного Дао. Он с утра до вечера общается с людьми, но люди его не узнают. Поэтому говорится, что святой одевается в грубую одежду, но внутри хранит (драгоценную) яшму. Чань-буддийский мастер Юнцзя говорил: «В отношении бедности на теле постоянно накинута простая ткань из лоскутков. Но в отношении Дао в сердце спрятана бесценная драгоценность». Эта глава по идее должна размещаться в самом конце трактата, поскольку Лао-Цзы дойдя до этой главы, уже и так слишком открыто изложил тайны Неба и человека. Поэтому он и написал такие слова. В последующих главах Лао-Цзы уже просто побуждает людей в своей повседневной жизни стараться практиковать это гунфу (методы), до тех пор, пока не будет достигнуто просветление.

«Тот, кто знает незнание, является высшим.

Тот, кто считает незнание знанием, является больным.

Тот, кто болезнь рассматривает как болезнь, не является больным.

Святой не болен (не имеет изъянов). Он не болен, поскольку болезнь рассматривает как болезнь».

Здесь продолжается объяснение фразы предыдущей главы: «Поскольку у меня нет знаний, поэтому меня не знают». Боясь, что люди неправильно поймут незнание, Лао-Цзы снова разъясняет понятие незнания. Знание мирского человека — это знание, разделяющее внешние враждебные объекты. У него есть то, что он знает. Знание святого человека — это знание, стоящее в стороне от внешних объектов и двойственного противопоставления. Это знание независимое, созерцающее сущность. У него нет того, что он знает. Поэтому незнание святого человека — не есть неразличающее незнание (небытие, уничтожение). У него нет того, что знают простые люди мира. И его незнание — это то, что не знают простые люди. То, что не знают простые люди мира, это то, что знает только святой человек. Если человек сможет узнать понятие незнания, то он становится высшим. Поэтому и говорится: «Тот, кто знает незнание, является высшим».

Если человек субъективно размышляет, ведомый иллюзорными взглядами, то изначальное незнание он насильно считает знанием. Либо он ошибочно принимает незнание как небытие и уничтожение, подобное неодушевленным деревьям и камням. Эти два случая не являются истинным знанием, а как раз подходят к случаю болезни познания. Поэтому говорится: «Тот, кто считает незнание знанием, является больным». Если мы познаем, что эти два случая являются болезнью познания, то у нас мгновенно исчезнут взгляды и воззрения. Тогда мы сможем создать состояние незнания, которое не имеет болезни (недостатка) насильного и иллюзорного познания. Поэтому и говорится: «Тот, кто болезнь рассматривает как болезнь, не является больным». У святого человека нет иллюзорного и насильного знания, поэтому это называется незнанием. Но это незнание не есть абсолютное уничтожение и небытие. Поэтому и говорится: «Святой не болен (не имеет изъянов)». У этого гунфу (мастерства) нет другой сокровенности, кроме как отказа от болезни иллюзорного и насильственного знания (познания). Поэтому состояние, когда святой не попадает в болезнь знания, называется незнанием. Это незнание является истинным знанием. Если подобным образом истинно познавать, то, познавая весь день, не будет того, чтобы мы знали. Это в действительности есть просветлённое знание себя самого святым человеком. И разве легко познать это простому человеку? Поэтому в предыдущей главе и говорится: «Мои слова легко узнать и легко практиковать. Но люди не могут их познать и практиковать».

В древности говорили: «Знание — это ворота всего сокровенного и чудного. Знание — это ворота всех бедствий». Но вхождение в состояние незнания святого может быть осуществлено только с помощью знания. Если мы постигнем незнание, то иллюзорное знание само по себе исчезнет. Это есть то, что называется «знание — это ворота всего сокровенного и чудного». Если же привязываться к знанию, стремясь к обретению незнания, то мы, наоборот, увеличим себе препятствия от знания. И это уже будет «дверью всех бедствий». Это и есть случай болезни познания.