Спиридон Кисляков - Исповедь священника перед Церковью

Теперь вы, верные своему долгу и делу, доблестные, славные наши воины, примите слово любви из глубины нашего израненного сердца.

На ваши плечи легла главная тяжесть выпавшего на долю России креста. Ваши же братья за вашу любовь к Родине платят ненавистью, за вашу правду отвечают клеветою; глумятся над вашей доблестью, за вашу верность долгу обливают вас грязью или вашей же кровью; за ваши подвиги избивают и расстреливают вас. Невыразимо тяжел ваш крестный путь. Но знайте, что с вами и за вас вся верующая страдающая Россия; с вами все верные сыны ее. Знайте, что для нас священна каждая капля вашей крови, как крови мучеников за други своя! В вашем мужестве и подвигах Родина черпает веру, что не погибнет она, доколе есть у нее верные сыны, идущие на страданья и мученье за нее. Прославляем ваши страданья, целуем ваши раны, преклоняемся пред величием вашего духа. Да будут на веки благословенны ваши имена! «Бог всякой благодати да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да сделает непоколебимыми». (Петр. V, 16).

Воины русские! Вам великий русский народ вверил самого себя, свое достояние, свои святыни, свое будущее, свое счастье. В ваших руках, в вашей воле жизнь и смерть народа: вы одни можете или спасти и возвеличить или святотатственно затоптать и похоронить и нажитую предками славу и народную свободу.

Враг у дверей. Он уже подбирается и к киевским святыням, и к северной столице. Великая Россия у края гибели… Родина зовет вас, — спасите ее!

Идите, братья, спасать!

Забудьте партийные споры и счеты. Простите обиды. Как братья, как дети одной матери, протяните друг другу руки прощения. Слейтесь в одну дружную семью, могучую любовью к Родине и во имя Христа готовую на всякие жертвы для спасения ее.

К Богу, к молитве, к покаянию, к труду, к братской любви и к прощению друг друга, к жертвам, к подвигам. Именем народа, пославшего нас, именем наших предков, строителей отечества, священною властью Собора, именем Божиим зовем, заклинаем вас и со слезами молим Господа да простит все ваши прегрешения, укрепит и умудрит вас, сердца заблудших на путь правды обратит, спасет и помилует вас и всю Русь Святую, яко благ и человеколюбец.

Прочитав это глубоко возмутительное соборное послание воинам, я пришел в неописуемый ужас. Боже мой, говорил я сам себе, да где же теперь на земле находится Твоя святая Церковь? Я думал, что Собор этот своим церковным авторитетным словом воскресит древнее христианство, приступит к строительству Царства Божия, царства мира на земле. Я думал, что христиане, как только услышат от Собора призыв к Евангельской мирной Христовой жизни, то сразу перекуют мечи на орала и копья свои на серпы и не поднимет народ на народ меча и не будут более учиться воевать (См.: Ис. 2:4).

Читая в начале послания: «мы, архипастыри и выборные от всей Российской Православной Церкви пастыри и миряне, собрались на всероссийский Собор, чтобы обновить всю нашу духовную жизнь», можно думать, что Собор прежде всего приступит к строительству того желанного внутреннего образа церковной жизни христиан, о котором пророк Исайя говорит: «тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок и молодой лев будут вместе, а малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицей, и детеныши их будут лежать вместе. И лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свои на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе моей; ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море». (Ис. 11:6–9).

Но увы! Собор не этого хочет, он хочет крови, он хочет острия меча, он хочет спасти Россию ее же смертью; он хочет, чтобы все русские крестьяне перековали и сошники, и косы, и вилы, и серпы на одни мечи; он хочет и ягненка сделать волком, и козленка барсом, и теленка, и вола свирепым львом, и молодое дитя страшным зверем, и корову со своим детенышем медведями, и вола заставить есть пищу льва. Он хочет и младенца сделать аспидом, он хочет, наконец, одного зла, зла и зла!

Не буду разбирать по косточкам этот языческий труп — послание церковного Собора христолюбивым воинам, скажу лишь только одно, что оно наполнило душу мою глубокою скорбью. Я не раз после этого спрашивал себя: где же теперь после такого кровавого, освящающего собою человекоубийство, соборного послания Христова Церковь? Я знаю епископальную церковь, мне известна лютеранская церковь, но ведь все эти церкви — церкви сильных мира сего, церкви государства, церкви государственных чиновников, одним словом, церкви насилия, мщения, убийства, вообще, всякого зла на земле; я же ищу Христову Церковь, ту Церковь, в которой находились бы Сам лично живой Христос, полнота Христова Духа, жизнь по учению божественного Евангелия и свобода человеческого духа, осуществляющего в себе и через себя, во всей полноте, жизнь Христову в соборной апостольской церковной жизни. Где же она, матушка? где же она, кормилица наша? — Несколько дней я отчаянно рыдал, скорбел душой и наконец решился послать на этот самый церковный Собор следующую мою исповедь.

Святейшему Всероссийскому Церковному Собору: Исповедь моей души

Беру смелость покорно просить Всероссийский Церковный Собор выслушать исповедь моей души и выслушать до конца.

Дело в следующем:

Последняя война с немцами произвела во мне коренную переоценку всех моих ценностей. Она перевернула во мне все вверх дном. Все, что прежде казалось мне жизнью, теперь стало смертью, и многое, что казалось смертью, стало жизнью.

Эта ужасная мировая война камня на камне не оставила во мне из прежних моих всех ценностей. Такая коренная переоценка произошла во мне при следующих обстоятельствах: в один из дней военного времени, при посещении мною дружин 77-й Ополченческой бригады, расположенных на разных участках для охраны железных дорог, на одном из таковых в мое присутствие появился немецкий аэроплан с черным крестом внизу. Я весь впился в него глазами. Через несколько минут нижняя часть аэроплана стала делать быстрые уклоны вниз; это были моменты, когда он бросал бомбы из продольной конечности черного креста. В этот момент мне припомнились знаменательные слова четвертого века: «Сим победиши»! Когда же я припомнил эти слова и мысленно произнес их, то вдруг, в этот самый момент я понял смысл и значение этих ужасных слов, понял и едва не обезумел от ужаса. Да ведь эти слова «сим победиши», говорил я сам себе, совершенно тождественны и однородны по своему внутреннему смыслу и значению с третьим искушением Христа в пустыне: «Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне и я кому хочу, даю ее, итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое» (Лк. 4:6–7).