Митрополит Федченков - Божьи люди. Мои духовные встречи.

И я просто хочу снять копию письма ее самой. Никогда так человек не может рассказать о другом, как он сам о себе. И в этом смысле всякое собственное письмо так может изобразить человека, что точно ты увидел его живым, в натуре. У меня и сохранилось одно такое письмо от Таисии: оно особенно характерно для нее, как молодой советской девушки. Никто не сможет сказать, что теперь таких людей не бывает или не может быть. Есть! Вот ее собственное письмо:

“Спаси вас Господи… за ваше открытое письмо… для меня, многогрешной. Душа моя, многогрешная, была переполнена радостью от ваших поучительных указаний… И где бы я ни была, и в каких бы условиях ни оказалась, буду руководствоваться ими. Они помогут мне бороться со всем, окружающим меня… Они будут обновлять мои силы душевные и телесные и подкреплять их в борьбе со всякими соблазнами, искушениями, страстями.

Немного о себе. Сейчас нахожусь в X. и буду примерно до конца месяца. Затем должна выехать в пустыни, на 6–7 месяцев, для осуществления работы по паспортизации пастбищ. Вот этот второй период работы для меня, многогрешной, очень тяжел, как в физическом, так и в духовном отношениях.

Приходится быть такое продолжительное время в отрыве от святого храма. Там будет очень трудно осуществлять необходимое для спасения души. И только единственный, как кажется мне, многогрешной, путь — это мысленное созерцание. Но такого совершенства достигали и достигают те, которые мало сообщаются с мирской жизнью; а для меня, немощной, это — очень и очень трудно! Но надеюсь на милость Божию, на Его помощь, и буду крепиться. Да будет Его Святая воля на это.

С квартирой устроилась неплохо. Живу у старушки, очень тихо и спокойно. С помощью Божией устроила святой уголок с горящей лампадочкой, который мне, многогрешной, во многом помогает. Помогают мне еще акафисты. Читаю их как могу и когда могу. Я, многогрешная, почувствовала, что это — очень хорошее средство для лечения греховных ран. Ведь какой скользкий путь — жизнь! Того и смотри, так и следи за собой, чтобы не упасть. Да и как устаешь за рабочее время! И как тяжело бывает на душе! И только вечером дома или в святом храме находишь облегчение от этих греховных бурь.

Вот так я живу. Надеюсь на милость Всевышнего Сердцеведца, Господа нашего Иисуса Христа. Он сказал, что Царствие Божие нудится. Только бы со смирением все перенести”.

Потом она просит молитв. “Низко кланяюсь св. собору и его святыням. А еще кланяюсь…” (далее она перечисляет еще 4–х человек).

И подписывается: “Простите меня, многогрешную, убогую Таисию”.

Я почти все письмо снял, как оно написано.

И не хочется ослаблял, силу его своими размышлениями.

Только вознесем с читателями молитву о рабе Божией: “Господи, сохрани и спаси ее, какими Сам знаешь путями!”

От всего сердца, Господи, прошу за нее: “Сбереги Свою овечку духовную”. Это и лучше всего, и сильнее всего. Сильнее — всяких писем и наставлений.

Да и как будешь писать наставления ей? Стыдно будет.

Сохрани и спаси рабу Твою Таисию!

И верую: сохранит!

Ей сейчас около 25–ти лет, по моему мнению…

Они — православные латышки. Мать была женою латыша, а потом осталась одна с дочерью.

Не знаю, была она при муже учительницей или лишь после него; но только я узнал уже о ней, когда она ходила в церковь вместе с дочерью… Я очень мало кого знал из участников в богослужении и слушателей моих проповедей. После я узнал следующее.

Мать была учительницей. Потом она вынуждена была оставить это дело. Не смутилась. Поступила в ночные сторожихи на одну фабрику. Была весьма рада этому. В это время я получил от нее письмо, где она описывала свое состояние на новой службе: оказалось, она не только не осуждала никого, не только не огорчалась сама, но была даже довольна переменой. Она ночью, оставаясь одна на фабрике, никого уже не стесняясь, пела псалмы, молилась. И это доставляло ей великое утешение.

А когда она причащалась Святых Христовых Таин, то всякие скорби, точно туман, рассеивались у нее. Да и вообще скорбей у нее как будто не бывало.

Подобна ей была и дочка. Теперь ей уже около 30–ти лет. Ни о каком муже она не мечтала и не мечтает. На вид — будто холодна, даже точно недовольная, а на самом деле — доброе существо. Теперь они обе служат, кажется, в одном учреждении. Друг друга любят. Имущества всегда — мало. Но существуют.

Однажды я получил подарок от них: фарфоровую куклу, в платке, который был перепоясан на груди за пояс крест- накрест, — куда-то стремилась вперед. Я не понял назначения и смысла этого подарка. Но в письме мать писала, что дочка копит себе средства на дорогу в Ростов: “На богомолье”. Я в кукле не нашел ничего идейного и скоро подарил ее одной семье. И лишь после, при помощи других, догадался, что это — символ дочки, путешествующей на богомолье.

И действительно, в один день летом она является в Ростов, чтобы в молитве провести здесь недели две. Ее устроили у одних знакомых. И она в радости провела это время… Тихая… Покорная…

Написал я эти строки и думаю: как мало я написал про этих людей! Фактов будто нет! А ведь они — редкие женщины. Особые христианки… Действительно хорошие!

Так и про многих других не скажешь много… Или они — скромны, а потому и незаметны?

Жил возле Ленинграда кузнец. За многие годы и особым старанием он нажил три домика. В одном он жил сам, а два другие — сдавал. Пришел переворот: два дома у него были отобраны, а третий оставлен ему для житья с семьей.

К этому времени, которого касается рассказ, жены у него уже не было, вероятно, умерла. Остался сын, тоже кузнец. Сначала было будто хорошо. Но потом последний женился, взяв себе в жены городскую девушку. Она поначалу, казалось, была неплохой женщиной. Но скоро обнаружилось, что она, как хозяйка, забирает власть в свои руки.

Старый кузнец, который заработал дом, противился этому. Сын не мог — и не хотел — сделать что-нибудь в пользу отца и прошв жены.

Наступил, как говорят, ад в доме.

Что тут делать?

Старик стал читать Евангелие… И скоро понял, что нужно ему смиряться в доме… Нелегко это было бывшему хозяину… Но Евангелие убедило его: иного пути нет ему и не будет! И он решил смириться.

И вот он понемногу начал ломать себя… Кончилось тем, что сноха стала полной хозяйкой во всем, так что старый кузнец даже стал спрашиваться у нее, можно ли ему съездить в Ленинград.

И наступил в доме мир.

Автора нижеследующего письма я лично не знал и не знаю. Но письмо, как увидим, необычайное, и потому я его пока хранил. А теперь сниму здесь точную копию и уничтожу, как и другие.