Нэнси Росс - Мир дзэн

И пение птиц, и жужжание мошек — всё открывает истину разуму; в цветах и травах видим мы указание Пути. Ученик, чистый и ясный разумом, искренний и открытый сердцем, видит эти указания во всем, что окружает его.

Будешь ты в союзе с камнями на поле, и звери полевые будут в мире с тобой.

А еще не меняйся. Не отвращай своей любви от того, что бесспорно прекрасно. Но люби и то, что хорошо, просто и обычно, — животное это, предмет или человек, и старайся во всем соблюдать равновесие.

О своей любви к цветущей вишне, плод которой — маленькая горькая ягода, японцы говорят, что она учит «видеть пользу в бесполезном».

…Не думайте, что Бог похож на плотника, который работает, когда хочет, — может закончить работу, а может бросить ее, если ему так вздумается. У Бога все по-другому; как только он увидит, что ты готов, он начнет действовать, он войдет в тебя, и это будет так же естественно, как то, что на ясном небе ярко светит солнце… Так и художник — если он будет задумываться над каждым мазком, ему лучше совсем не браться за кисть.

Художник должен настроиться на то, что хочет выразить себя, и позволить ему осуществиться через него.

В реальности человек никогда ничего не создает; если он и творит, то как универсал, аноним, как проводник высшего Принципа. В возрасте истинной мудрости художники, ученые и мыслители никогда не думали о том, чтобы присвоить свои имена работам, которые проявлялись через них.

Аналитический ум склонен разбивать сложные явления на более простые компоненты для их дальнейшего наблюдения и систематизации, ищет им практического применения, тогда как интуиция вольно или невольно видит единство целого и угадывает значение множества явлений. Но и это не все — ведь интуиция, родственная духу творчества, есть инструмент для творчества и для постижения.

Я рисую, чтобы освободиться от явлений внешнего мира, чтобы изучить их и понять их сущность, которой проверяется внутреннее зрение.

Бумажный цветок

Бумажная птица

Бумажная луна

Кто еще ходит по дикой земле?

Если говорить о внешнем мире, то художник сталкивается с тем, что видит; а видит он в основном то, на что смотрит.

…В [японском] искусстве аранжировки цветов незаполненные, пустые места считаются включенными в общую картину. (…) Они обозначают невыразимую, невидимую, безмолвную тишину. Они ритмически включены в гармонию несимметричного и по-своему красноречивы и выразительны.

Когда я жил в дзэнском монастыре, мне подарили для медитаций картину в стиле сумиэ, на которой свободными мазками был нарисован большой круг. Что он означал? Каждый день я должен был смотреть на него. Что это было — самоотречение? Или Вселенная, в которой терялась моя индивидуальность? Сначала я никак не мог понять, в чем эстетическая ценность этой картины, хотя восточному человеку она многое говорила о характере своего автора. И вдруг в какой-то момент я словно прозрел. (…) Когда я увидел дракона, написанного свободными мазками на потолке храма в Киото, я вспомнил о мощном ритме, свойственном фрескам Микеланджело; конечно, формы живописи были различны, и сумрачные черные тучи, на фоне которых был изображен этот стремительный полет, совсем не походили на легкие облака Италии, но величайшая сила духа ощущалась в обоих этих произведениях.