Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

Пришла осень, всё застыло, я семью перевёз в Ринкон на ферму. Но Коля ни Софонию, ни Никиту не понравился.

– А в чём дело? – я спрашивал.

– А он нам всё на вред делает.

– Как так, я вижу, он старается угождает.

– Да, толькя тебе, а нам всё на вред делает.

Вон как, значит, надо проследить, и я стал всё присматриваться.

Андриян хвастает, что у него всё хорошо. Однажды попросил меня дать интервью в радио, я ето сделал. Да, у него народу много, но вижу, что он мало бывает в магазине. Я ему сказал: «Ето твоя ошибка», но он не послушал, так и продолжал. У него часто дети оставались одне, мы с Марфой за ето их ругали. Что же за мать, ей ничего не нужно про детей, она может детей оставить на произвол судьбы, а сама каталась бы с мужем, но ето недопустимо. Мне интересно, что она думает. Мы тоже детей оставляли одних, но ето была сэла проблема, Марфа никак не хотела оставлять одних, и каждый раз был спор с ней.

Вот пошли новости от Андрияна. Как он в магазине – заработки в день доходют до тысяча долларов, а без него двести – триста долларов. Я говорю:

– Андриян, воруют. – Он защищает своих рабочих. – Андриян, открой глаза.

Дома я стал замечать над Коляй. Он когда приехал, не курил, но, вижу, стал курить. В кухне всё грязно, хоть всё пропади, но он не подберёт. В магазине толькя старается работать лёгко и чистенькя, а всю работу грязну оставляет боливьянке Клети, а ета молодес, ей ничего не надо говорить, она сама знает и всё пашет. Что я заметил: Коля и правды при мне старается угодить, но без меня раздражительный и всё делает на вред Софоньке и Никитке. И ишо что увидел: он бреет всё своё тело, как женчина, и подход у него женский, на груди у него татуировка – трёхуголка и всевидящий глаз. Вот тут я задумался: значит, масон. Он часто стал уходить ночами бог знает куда.

Время шло. Карлос с Моникой стали просить меня, чтобы я помог открыть им магазин в Ринконе. Ну что, помог, оформил на себя. Жили оне в нашим дому, я с них ничего не брал, оне довольны, работают в своим магазине, привезли свою дочь в помощники.

У меня есть замашка приезжать врасплох. Однажды приезжаю рано утром в понедельник, захожу – никого нет. Знаю, что Карлос с Моникой и дочерью в Неукене, оне позже приедут, но где Софоний с Коляй? Я стал подбираться в дому, и к восьми часам утра пришли Софоний с Коляй в дрезину пьяны. Я ето увидел, меня всего перекосило, я закричал: «Ето что ишо?!» Софоньке как следует попало, Коля закрылся, но я открыл дверь и твёрдо ему сказал:

– Что я тебе говорил насчёт моих детей? Ты слова не понимаешь? Дак вот, убирайся со дня отсуда, я развратников не выношу, и ты ето чётко знал! – Он промолчал и ляг спать.

Тут подъехали Карлос с Моникой, узнали, что случилось, стали меня уговаривать, но я заявил:

– Я всё прощаю, но разврат никак не прощу, да ишо касается моей семьи. И он чётко знал всё, ему было говорёно.

У Андрияна не пошло, деняг не стало и продукт исчез, всё рабочи обворовали. На вторым месяцы он прогорел, но мне не покорился, стал продавать в Аньелё, но день ото дня стало им чижалея. А у нас, наоборот, всё хорошо. Я уже стал потихонькю мебель покупать, стиралки, плитки, кровати, морозилку, четыре коровы дойны́х, пять поросят-маток, одного кабанчика племенного, одну корову уделили Андрияну.

Слухи прошли, что у Андрияна дети стали воровать деньги и ташшить в магазин. Андриян к зиме перешли в дом к одному испансу, но оказался он жулик. Однажды я приехал к ним, зашёл в дом, меня всего сжало: спят на полу, в дому холодно, вся гря́зны.

– Андриян, ты что, рази так живут!

– А что поделаешь?

– А куда у тебя вся енергия пропала?

– Сам не знаю, что со мною делается, ничего не мило, даже жить неохота. – Да, Андриян стал раздражительный, всё забывает и всё делает не так. Я посылаю его к психиятру, но он не слушает.

– Вот у нас на ферме дом большой, часть дома можете доржать.

Оне согласились, я их перевёз к нам и сказал Андрияну:

– Обрабатывай землю, сади на ней всю овощь, весь расход мой, а твоя работа. В чем нуждаетесь, я помогу. – Он согласился. Я его предупредил: в нашу семью не лезь.

К нам приехал брата Степана старшей сын Мефодий посмотреть, как у нас идёт работа. Но что мне не понравилось: на всё смотрит с завистью, бегает узнаёт, где арендовать магазин, и хвастает, что нашёл зало за тысяча пятьсот долларов и хочет открыть магазин кондитерской. Да, у него жена молодес, она хоро́ша стряпуха, но он сам ни рыба ни мясо. Живёт неделю, две, три, не волнуется, она звонит: сидит без дров, а он – ему ето не касается. Однажды я привёз груз в субботу вечером, смотрю, оне сидят за столом и напитки открыты. Я заворчал:

– Ето что ишо, добры люди молются, а тут пьянка.

Коля скрылся у себя в комнате, Сафонькя сказал:

– Я не пил.

Мефодий возразил, Софонькя:

– Я не пил.

– Ето я пил.

– А что, ты не знаешь, чичас добры люди люди молются, а ты какой пример показываешь?

– А чё, я мале́нькя.

– Но я не хочу, чтобы в моим доме был разврат.

Он голос повысил, не признаёт вину. Я ему строго сказал:

– Я вам не Степан, вы его и за отца на шшитаете, но у меня не так, я быстро с вами рассчитаюсь. – Он сдал и заоговаривался, но я строго сказал: – Ты бы вечерню помолился и привёз к нам домой и выпил бы за столом – я бы и слова не сказал, но ты начал гулять с чернышами, и при Софоньке. Ето разврат. Сегодня можно тебе, а завтра и Софонькя тоже начнёт. В моим доме ето не будет, пока я живой.

– Но прости, дядя Даня.

– Бог простит, но чтобы не повторялось такого.

– Ладно, больше не буду.

– Вот и хорошо.

А Коля уже сэлый месяц дуется и всё прятается, и я решил так: дуйся сколь хошь, но сам к нему был холодный. Однажды Андриян к нему подошёл и сказал:

– Коля, ты натворил делов, и твоя вина, и, хоть сколь дуйся, пользы не будет. А вот покорись тяте, и всё будет хорошо, он добрый, но обозлится – неумолимый. Ты провинился и хошь, чтобы тятя тебе покорился, – нет, етого не жди, а сам позаботься, покорись.

Вечером он ко мне приходит и говорит:

– Дядя Даниель, можно с тобой поговорить?

– Да, пожалуйста, что надо, говори.

– Я знаю, что не прав и во всём виноват, за ето извини.

– Коля, давно бы так. Я тебе желал толькя добра, но ты сам етого захотел и уже передал всё своим.

– Что передал?

– Я не знаю, и меня ето уже не интересует. Но вот у тебя татуировка масонска – ето нам, староверам, враг, и у тебя на мир другой взгляд, он нам никак не подходит. Я тебе купил билет суда и обратно, решай сам, как тебе быть. Деньги завтра получишь последни, а там тебе виднея, что делать.

– Хорошо, дядя Даниель. А что лучше, можете подсказать? И по Интернету нашёл работу в Буенос-Айресе и в Барилоче, куда лучше обратиться?

– Коля, в Буенос-Айрес я тебе не советую, там ты будешь нищим, а вот в Барилоче – ето подойдёт. – Коля меня поблагодарил.