Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

Говорю:

– Не знал.

– Может, напакостил и убегаешь со страны?

– Можете свериться.

– Да, придётся свериться.

Груз оставили в таможне, мня посадили в машину и повезли не знаю куда. Привозют, стены высóки, заезжаем. О-го-го-го, собаки, военны, всё решётки и тюремшики, заводют в контору, всё выспрашивают, всё рассказываю, мне отвечают:

– Что говоришь – ежлив всё правды, всё будет хорошо, но узнам, что врёшь, изобьём, и будешь за решёткой.

Устроили меня в казарме, где спят солдаты. Ну, жду день, второй, третяй, все молчат. Ночами солдаты в карты играют да коку нажавывают с хлебной содой.

– Эй, русо, жуй коку!

– Никогда не жевал и не буду.

– Врёшь, в Боливии нету, чтобы не жевали.

– Ну, как хочете, я не жевал и жевать не собираюсь.

Здесь тюремшики сидят двадцать, тридцать лет, и женчины тоже есть. На четвёртый день утром в 10.00 а. м. заезжает машина, тюремшики мне говорят:

– Торопись, ето полковник, он хороший. Расскажи ему свою ситуацию, а то тебя не выпустют, ждут с тебя взятку.

Я бегом к полковнику:

– Извините, полковник, я к вам с просьбой.

Он остановился:

– В чём дело?

– Уже нахожусь четвёртый день и не знаю за что, моя жена вот-вот принесёт в Уругвае, а я вот здесь.

– Как тебя звать?

– Даниель Зайцев.

– Хорошо, чичас разберусь.

– Большоя спасибо вам, полковник.

Вот нету и нету, в 14.00 п. м. вызывают, захожу в контору, мне говорят:

– Свободный, ничего за тобой нету, можешь идти.

– Но я без справки не могу отсуда уйти.

– Но мы не можем отсуда никаки́ справки давать.

– А я без справки не могу отсуда уйти, потому что в таможне сказали: без справки не приходи.

Чиновник пожал плечами и говорит секретарше:

– Пиши справку. На́, – подаёт.

– Пожалуйста, ваш штамп и вашу подпись. – Ставит, подписывает, подаёт. – Большоя вам спасибо, извините, что надоедал вам.

– Ничего, счастливого пути.

– Ишо раз спасибо.

Прихожу в таможню, подаю справку.

– Ну, забирай груз и можешь идти.

Нанимаю боливьянсов, перевозим груз в аргентинскую таможню. Проверяют всё, спрашивают:

– Куда едешь?

– На юг, там у меня родители.

– Хорошо.

Ставют штамп, беру груз, нанимаю визу, на железнодорожной вокзал, сдаю груз в Буенос-Айрес. Мне говорят: «Через неделю будет». Беру автобус – и в Уругвай за семьёй.

Вернёмся назадь, когда я работал на Кулуе́не в Мато-Гроссо. Панфил свозил нас к своёму шурину, за двести кило́метров по другой стороне реки Кулуене. Встречает нас Константин Артёмович Ануфриев – ето тот мужик, который сидел у дядя Марки Килина, когда первый раз встретились и я спросил, хто из вас дядя Марка. Константин Артёмович ему свояк, у них жёны сёстры, и в Уругвае дед Садоф Ануфриев ему дядя. Его отец Ануфриев Артём, мать Валихова Марья. У Артёма с Марьяй восемь сыновей и четыре дочери: Фёдор, Иван, Константин, Алексей, Евгений, Архип, Карпей, Илья, дочери Агафья, Евфросинья, Анна и Васса.

В Уругвае Садоф – кроткий, спокойный, и проживал толькя в деревнях; Артём наоборот – горячий, непосидиха, в деревнях никогда не мог ужиться и ни с кем, поетому старались где-то жить одне. И вот когда приехали из Китая в Бразилию, оне в деревне долго не прожили и уехали в штат Гоя́с, город Рио-Верде, там устроились и выбрали Константина как руководителя. Он у их был боле дошлый в проектах, в бизнесах, в банках и так далея. Но все братьи мастера и работяги на все руки, все горя́чи, хара́ктерны, и мать Марья така́ же.

Константин вёл весь бизнес, он вёл очень хорошо, обороты шли в ихну пользу, у них была своя земля пять тысяч гектар, построили шикарныя дома, была хорошая техника, и оне работали день и ночь. Всё шло прекрасно, но где-то Константин ошибся, получил долг, банок стал притеснять. Братьи Константина стали все на брата, и с каждым днём разгоралось у них пламя, схватили винтовки и за братом. Константин бегом, взял семью, в машину, и убежали, и потерялись без вести. Прошло десять лет, Константин оказался в штате Мато-Гроссо, последний пункт, населённый аборигенами, Паранати́нга, внутри жунгли, на реке Кулуене. Нашёл какого-то богача, у его на Кулуене двадцать тысяч гектар земли, договорился с нём работать с половине. Богач дал ему технику и деняг, и Константин со своими малыми детя́ми начал чистить жунглю и сеять. Потом появились рабочие, посевы с каждым годом росли боле и боле. Когда мы приехали к нему в гости, он уже сеял две тысячи гектар земли.

Шло всё хорошо, у них было два рабочих немса, но один, по имени Wilson Vagner, с кем жизнь связала, – маленькяй, беззубой, незавидный. Ему понравилось, как Константин доржутся, молются, посты соблюдают, строгие дистиплинисты, все порядки соблюдают, и давай проситься к ним в религию. Оне давай его учить, а он всё исполнять. Нам Константин рассказыват:

– Парнишку надо помогчи, вижу, что хороший с него будет християнин, всё соблюдает и старается.

Мене́ чу́дно показалось, подошёл к нему, стал спрашивать, хто он и откуду. Он на ломаным русским языке стал мне рассказывать, хто он и откуду. Говорю:

– Можешь говорить на бразильским языке.

Он отвечает:

– Я хочу научиться по-русски.

– Ну давай.

Говорит:

– Я немец, мать-отец немсы, живём мы в штате Рио-Гранде-до-Сул, город Ижуи, деревня немецка, вера у нас лютерана. Занимались мы – ро́стили свиней и делали колбасы и ветчину, доили коров, делали сыр и всё ето продавали на рынке. Жили хорошо, но однажды отцу ночью в ма́ту [95]залезла кака́-та насекома, утром он не проверил, насыпал йе́рба ма́те, залил горячай водой и давай пить. Ничего он не заметил, но через сколь-то дней ему стало хуже, пошли к врачам, лечили-лечили, а ему хуже и хуже. Повезли к специалистам, сделали анализ и признали рак желудку. Мы его лечили и весь капитал свалили. Но отца не вылечили, ему хуже и хуже, и он помер. Мы с братом ишо поработали, скопили деняг, знали, что немсы едут в Мато-Гроссо и что земли там дешёвы, и мы собрались с братом, приехали, купили пятьсот гектар земли. Но нечем работать, поетому пошли на заработки, и вот мы оказались у Константина в рабочих.

Когда мы жили в Масапе́ с Марфой в 1981 году, Константин приезжал с Wilsonom просить за него, чтобы приняли и окрестили. Старики сказали:

– Хорошо, ежлив ты, Константин, даёшь за него гарантию, что он будет доржаться, пускай подыскивает себе невесту, и мы его окрестим.

Оне три свояка: Константин, Лука Бодунов и дядя Марка – посовещались и решили женить на Лукиной дочке Хинке. Но Хинка его не любила, у ей жених был парагваес, но оне их сговорили, его окрестили и свенчали. Оне прожили сколь-то дней, и она его бросила и ушла к парагвайсу. Он остался один, поехал с людями в Боливию и жил долго один, но по закону. Старики решили ему разрешить, чтобы он мог жениться снова, так как знали, что он невинный, и он высватал у Игнатия Павлова дочь Нимфодору, его женили.