Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая

Вспомнилось, как учили в семинарии: нет крепче материнской молитвы перед Господом, она тебе во все времена и ограда, и спасение от всех зол. Верно, и хранила его все эти годы та святая материнская молитва; верно, и после смерти была мать за него молитвенницей перед Престолом Господним. Она и отец – самые родные и близкие люди – как рано он остался без их заботы и ласки…

Вспоминались сопки, диковинные сахалинские, в рост человека, травы; яркие непахучие цветы; сайра, валом идущая на нерест в узкие студеные островные речки; неугасимые факелы первых нефтяных вышек.

В последние годы и отец Василия разведывал нефть: хаживал с геологической партией на исследования то восточного, то западного побережий острова. Возвращался он загорелый, похудевший с тела, опухший с лица от укусов комарья и мошки, но веселый. И увлеченно рассказывал сыну:

– Заложили шурф, а песочек-то из глубины в масляных разводах пошел. И керосином припахивает. Начальник партии говорит: «Амба, ребята. Будет. А то, не дай бог, газ рванет – чем затыкать будем?» – а сам смеется – доволен, значит… Богатющая здеся, Васька, земля! Уголь прямо кусками под ногами валяется.

Но вспоминалось Василию, что, по рассказам отца, уже в то время геологическая партия, в которую нанимался Сергей Ощепков, на пути домой нередко встречала почти у самого города никому неизвестную японскую экспедицию, которая тоже вроде бы искала нефть, но не на нефтеносном Севере, а почему-то в районе Александровска и к югу от него. С экспедицией был топограф, работавший на отличном американском снаряжении и наносивший на карту даже самые мелкие лесные речки и таежные звериные тропы, указанные нанятыми охотниками-нивхами. Не эти ли карты сейчас берет с собою командование десятитысячного японского экспедиционного корпуса?

Собственно, нефть, рыба, да еще стратегическая важность островного плацдарма всего в девяти милях от тихоокеанского побережья России и были причинами нынешнего военного десанта. Василий знал, что накануне из Токио пришли расчеты экономистов фирмы «Мицубиси». Там высчитали, что в течение десяти лет годовую добычу нефти на Северном Сахалине можно поднять до двухсот тысяч тонн. А это составило бы шестьдесят процентов всей добычи нефти островной империи.

Погрузка на пароходы прошла ночью, по-японски быстро, почти бесшумно и дисциплинированно. Василий попал не в трюмы, с солдатами, а в одну из тесных каюток третьего класса, которую он тем не менее делил еще с какими-то тремя нижними офицерскими чинами.

Недальняя, казалось, дорога затянулась на более длительное время, чем полагал Василий: препятствовала непредсказуемая тихоокеанская погода. Эти места были опасны частыми штормами, и чтобы не разбиться о прибрежные скалы, суда подолгу дрейфовали в открытом море.

Василий валялся на верхней койке, листая взятые с собой каталоги иностранных фильмов и стараясь не участвовать в разговорах своих попутчиков. Некоторые из их высказываний, впрочем, были не лишены интереса.

– Знаете, господа, – разглагольствовал, полируя от скуки ногти, скуластый поручик. – Еще перед Русско-японской войной 1903–1904 годов наш профессор Томидзу предрекал, что будут три войны с Россией. «В первой войне, – писал он, – нам нужно дойти до Байкала; во вторую войну с Россией мы водрузим знамена победы на высотах Урала; но будет еще и третья война, когда наша кавалерия напоит лошадей водою из Волги!»

– Которую же войну ведем мы сейчас? – наивно интересовался молоденький розовощекий капрал, слушая профессорские предсказания, и старательно загибал пальцы, считая обещанные победоносные войны.

– Но я же не обладаю мудростью сэнсэя Томидзу, чтобы ответить на такой вопрос, – ловко вывернулся поручик, соображая про себя, каков же правильный ответ, и тоже украдкой, на всякий случай, загибая пальцы. Счет, однако, видимо, получался пока явно не в пользу профессорского прогноза.

Слушая попутчиков, Василий не сомневался в том, что, если отдельные японские отряды и доберутся, может быть, с белыми до Байкала, то уж Урала-то им не видать, как своих ушей. Однако беспокоило все, происходящее сейчас во Владивостоке и вообще в Приморье, и было очень жаль, что так и не пришлось встретиться еще раз с Мицури: наверное, тот мог бы порассказать сейчас немало интересного.

А между тем японский поручик, потерпев некоторое фиаско с предсказаниями профессора Томидзу, не оставлял попыток поднять свой авторитет среди попутчиков. Понизив голос, он признался, что состоит в могущественном «Обществе черного дракона», куда вместе с ним входят высшие правительственные чиновники, офицеры императорской гвардии и другие большие боссы.

«Врет, – подумал Василий, глядя на потертый мундир поручика. – Однако про общество это я еще в Кодокане слышал и про его основателя Рехэя Усиду тоже».

И он решил внимательнее прислушаться к полушепоту поручика. Из его рассказов выходило, что «Общество черного дракона» ставит своей задачей освобождение всей Азии от белого влияния, особенно английского, и объединение всех стран Желтого континента вокруг Японии под гуманным лозунгом: «Восемь углов под одной крышей» – по-японски: «Хакко Итио!» А для этой великой цели нужен хорошо оснащенный флот, а крейсерам и канонеркам необходима нефть, много нефти. Ее и должны дать скважины Северного Сахалина.

«Вот это уже похоже на истину, – усмехнулся про себя Василий. – За великими духовными лозунгами чаще всего стоят вполне материальные ценности… Недаром, например, в революционном лозунге „Земля и воля“ на первом месте стоит именно земля…»

А поручик между тем окончательно увлекся и совсем уже зловещим шепотом поведал, что лично знаком с самим Мицурой Тоямой, главой не менее, чем «драконы», могущественного «Общества черного океана» и организатором «Великого общества национального духа».

– Наш сэнсэй Усида и Тояма – вот… – и поручик выразительно потряс сложенными в пожатье руками.

Василий знал, что Тояма был одним из видных столичных журналистов, и даже читал в токийских газетах его ультрапатриотические статьи, наполненные угрозами в адрес всех существующих и предполагаемых врагов Страны восходящего солнца. Такие, как Тояма, и подготовили мнение японского общества относительно экспансии российских земель.

Сахалин отчетливо показался из туманной морской дымки как всегда неожиданно. На пароходе все пришло в движение, послышались отрывистые команды.

На вершинах островных сопок еще лежал снег, который не таял здесь аж до самого июля. С маяка Жонкьер слышалась сигнальная сирена, словно самка какого-то морского зверя звала детеныша.