Н Познанский - Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Плодом непосредственного влияния Потебни является работа Ф. Зелинского "О заговорах". Исследователь отправляется прямо с того места, где остановился первый. Он принимает данное Потебней определение заговора, но вносит в него существенную поправку, им нно: откидывает сравнение с данным явлением. Остается только сравнение с явлением, нарочно произведенным *99. Эта поправка делается на том основании, что исследователь пришел к убеждению, что формула сравнения родилась из действия. Первоначально были чары действием; потом к ним психологически необходимо присоединилась формула. Вот как автор описывает этот процесс. "Для произведения желаемого явления производится чара, т.е. явление, сходное с желаемым и ассоциированное с ним. Положим, что у живот ого завелись черви в какой-нибудь части тела, напр., в ухе. Желательно, чтобы животное выздоровело; а это по народному понятию, возможно тогда, когда черви выпадут из раны - "высыплются". Это явление ассоциируется по сходству с явлением высыпания зем и из горсти сквозь пальцы. Отсюда возникает чара: "Если заведутся черви у скотины, то нужно взять горсть земли и высыпать ее сквозь пальцы; тогда черви высыплются из раны". Постараемся выразить словами ту мысль, которая видна в этой чаре, выразить то что думает человек, совершающий эту чару. Очевидно он думает, что делает это для того, чтобы "подобно тому, как земля высыпается из руки, так бы и черви высыпались из раны" *100. Мы выразили на словах чару и ее цель и получили формулу заговора" *101

Таким образом, начавши согласием с Потебней, Зелинский под конец приходит к выводу, неожиданному для Потебни. Здесь уже нет изначальной веры в магическую силу слова. Коротенькая формула, родившаяся на почве чары, начинает развиваться. Из нее произош и все виды известных теперь заговоров. Самый сложный вид содержит в себе пять формул: "обращение, введение, два члена сравнения и закрепление" *102. Но "все заговоры восходят к той основной формуле, которая установлена Потебней" *103. Насколько это с раведливо, мы увидим далее.

Интересные соображения относительно заговоров разбросаны А.Веселовским в различных его работах. Языческий заговор он определяет, "как усилие повторить на земле, в пределах практической деятельности человека, тот процесс, который, по понятиям язычник , совершается на небе неземными силами. В этом смысле заговор есть только сокращение, приложение мифа" *104. В христианскую эпоху могут складываться заговоры, очень похожие на древние языческие заклятия, "не потому, что повторяют их в новой форме, а следствие самостоятельного воспроизведения мифического процесса на христианской почве" *105. "Основная форма заговора была такая же двучленная, стихотворная или смешанная с прозаическими партиями... призывалось божество, демоническая сила, на помощь еловеку; когда то это божество или демон совершили чудесное исцеление, спасли или оградили; какое-нибудь их действие напоминалось типически... - а во втором члене параллели являлся человек, жаждущий такого же чуда" *106. В связи с теорией, которой держался Веселовский при объяснении произведений народного творчества, он дает объяснение некоторым образам, встречающимся и в заговорах. Таковы "чудесное древо" и "латырь-камень". Ученый их возводит к христианским символам. Чудесное древо - крест Госпо ень; латырь - олтарь. В "Разысканиях в области русского духовного стиха" он касается "Молитвы Сисиния" и возводит заговоры от трясавиц к греческому первоисточнику, к сказанию о демоническом существе Гилло *107.

Продолжил исследование Сисиниевых молитв М. Соколов. В первой своей статье о змеевиках *108 он соглашается с мнением Мансветова, возводящим заклинания против демонов болезней к халдейским источникам и ставящим их в связь с астральным культом *109. Во второй статье о тех же амулетах *110, особенно интересной для изучающих заговоры, он снова повторяет то же мнение и приводит ряд ценных параллелей между заговорами русскими и греческими заклинаниями, устанавливая между ними связь *111. Вывод, к котор му приходит исследователь, следующий. "Славянские тексты заклинаний и молитв восходят к греческим оригиналам; такие народные молитвенники и требники; в которых встречаются интересующие нас заклинания, существуют как у славян, так и у греков, и от пос едних через переводы перешли к первым. В свою очередь для самих греческих текстов заклинаний в молитвенниках и требниках находятся прототипы или параллели в египетских магических папирусах эпохи синкретизма, когда не только в религиозных и философски системах, но и в суевериях происходило соединение языческих - греко-римских, египетских и восточных с иудейскими и христианскими" *112. Новый вклад в изучение заклинаний по пути, намеченному Мансветовым, Веселовским и Соколовым, делает Алмазов своим исследованием о врачебных молитвах *113. Он также разыскивает греческие источники для русских заклинаний и молитв-заговоров, помещавшихс в требниках. Таким образом определенно намечается новый путь исследования заговоров - исследование их в связи с церковной книжностью, а вместе с тем явилась и потребность искать их родины на юге. В последнее время появилась работа Мансикка того же н правления. Серьезное сравнительное исследование памятников начинает разрушать воздушные замки "археологических романтиков" и в этой области, как уже разрушило в других.

Последним отголоском мифологизма является статья Барсова. Барсов, считая заклинания вышедшими "из самого, так сказать, нутра русского духа", продуктом вполне самобытным, ищет в них отражения народного миросозерцания *115. С одной стороны, он, как мифолог, находит в заговорах мифологические существа ("царь О инило", "Сини", сын бабы-Яги), с другой - отражение взглядов русского человека на западную культуру *116. В связи любовных заговоров с "синим морем" и островом "Буяном" он видит указание на то, что русские в любовных своих идеалах тяготели к Западу, рочь от Домостроя к Бокаччо *117. Самый остров "Буян" - остров свободных любовных похождений. Название его стоит в связи с выражением "страсть обуяла", "обуяла похоть" *118.

Вскоре после статьи Барсова появилась работа Вс. Миллера *119. Автор снова подымает вопрос о связи современных заговоров с древними ассирийскими. Он проводит ряд параллелей между ними. Указывает их в магических приемах, в магических числах, времени с вершения заклятий, в самих формулах заклинаний. Но решительного мнения о сродстве не высказывает. Может быть, говорит он, все это сходство объясняется одинаковыми для всех психологическими законами. Однако в некоторых случаях наличие такого сродства, по его мнению, несомненна *120.

Самым крупным из русских исследований заговоров является труд Ветухова *121. Но он не вносит ничего нового в освещение и разъяснение интересующего нас вопроса и в значительной степени представляет компиляцию. Автор сам заявляет, что цель его работы - "лишь попытка добытые... предшественниками результаты исследований перевести на язык современной научной мысли" *122, и обещает при этом держаться главным образом направления, представленного Потебней *123. По его мнению, при исследовании заговоров, надо искать не эпоху, когда они народились, а определить те условия, при которых они вообще легко создаются и живут привольно" *124. Корень происхождения заговора исследователь видит в анимизме *125. Все одушевлено. Каждая вещь и даже отдельная часть человека ведут свою особую жизнь *126. Отсюда - вера в двойников и такие сопоставления: я и моя голова; я и моя слюна; я и моя доля; и позднее, я и мое слово *127. Болезнь понимается, как вселившийся злой дух *128. Вот почва для пользования заговором *129. "Стоя твердо на изложенной выше теории, по которой весь мир имеет своего духа, своего двойника, что болезнь есть следствие воздействий злого духа, - естественнее всего было решить, что голос, речь, эхо - это все проявления того же духа... Отсюд становится понятным, в какую могучую силу должно было разрастись слово, как орудие влияния злых духов на людей: если уже слово человека оказывало удивительное влияние на окружающих, какая же мощь предполагалась в звуках, в голосе духа!" *130. Слово атериально. "Этот предмет, эта вещь - слово - получило в ряду... наблюдений, рассказов и преданий значение чего-то отдельно существующего" *131. Далее Ветухов обращает внимание на значение гипнотизма, внушения, при заговорах. Мысль, также высказанная за несколько десятилетий до него. "Самые приемы для достижения гипноза", говорит он, "очень близки, в основе почти тождественны с теми, что употребляются при заговорах" *132. Таковы "те благоприятные условия, та почва уготованная, на которой ему (заг вору) расти привольно" *133. Переходя к формальной стороне заговора, автор признает установившееся мнение о том, что главная и первоначальная формула - двучленное сравнение. Эта часть труда уже сплошная компиляция и состоит из длинного ряда выписок и статьи Веселовского "Психологический параллелизм", которые он заканчивает следующими словами: "Этой стороной жизни параллелизма в значительной мере раскрывается и жизнь, хронологический, последовательный рост заговора, во многих случаях - разновидно ти параллелизма" *134. Главную заслугу исследователя приходится видеть в объединении в одном сборнике громадного материала текстов, рассеянных в русской литературе. Но и здесь возникает вопрос: зачем перепечатывались заговоры из таких крупных и общеи вестных сборников, как, напр. - Майкова, Романова и Ефименко? Если автор хотел создать что-то вроде всеобъемлющей энциклопедии заговоров, то он этого не достиг. Если же у него не было этой цели, то не было и надобности делать бесконечные перепечатки з сборников, по богатству и расположению материала стоящих вовсе не ниже нового сборника. Такой прием только замедляет работу исследователя, которому приходится просматривать по нескольку раз одно и то же. Кроме того, такое ограничение материала сбор ика, на которое указывает самое его название "Заговоры... основанные на вере в силу слова", делает пользование им до некоторой степени неудобным. При заговорах должны приводиться и сопровождающие их обряды. Еще Крушевский отметил, что "в большей част случаев действия вместе с некоторыми словами заговора составляют сущность последнего и потому не могут быть рассматриваемы отдельно от заговора" *135. А, следовательно, и обратно. Как важно знание этих приемов для правильного понимания заговоров, мы еще увидим. Рассеянные тут и там по сборнику замечания автора показывают, что он искал в современных заговорах более древней, дохристианской основы. По его мнению, ранее должна была существовать форма, которая потом восприняла христианское содержание так, напр., он смотрит на заговоры от лихорадки, от шалу.