Н Познанский - Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

И больной на самом деле приходил к воде. Это мы видим из обряда, которым сопровождается другой заговор. Идут к ручью, берут воды в рот и снова ее выпускают в ручей, читая заговор: Ich gehe dem Wasserfluss, Still meinen Zahnen boses Blut u. s. w. *350.

Но вот действие отмирает: к ручью ходят, но в рот воды уже не берут, а взамен этого в эпической части появляется соответствующий рецепт: Ik gung um einen Brunnen un weente. Donn kem Mutter Maria un frog: Wat weinst du? Donn sed' ik: Ik hevv Tenweih. Donn sed' Mutter Maria: Nimm drei Sluck Water ut dissen Brunnen un din Weihdag' is ut *351. Здесь даже и в тексте заговора забыто, что воду надо выплюнуть обратно. Другая редакция уже говорит о встрече святых, у одного из которых болят зубы *352. Характерной чертой мотива "рецепта" является диалог. Это его и сближает с мотивом "встречи со злом", где диалог также почти неизбежен. Что диалог указывает на первичное исполнение заговора двумя лицами, я уже об этом говорил (стр. 66). Как он развивается в эпическую формулу, может до некоторой степени объяснить следующий мазурский заговор "на свиней":

"Zamawiam swinie moje od choroby. Czy swinie twoje sa w domu? - Nie, niema ich w domu. - Idz, zawolaj je na podworko i daj im jeczmienia. Ktore z nich bedze jadlo jeczmien, temu se nic nie stanie. Nie przez moja moc" itd. Trzeba jeczmenia nasypac do podni i trzy razy rzucie przez komin; odmowie przytym wyzej przytoczona formulke i wtedy dae jeczmien swiniom" *353.

Очевидно, этот заговор стоит в родстве с приведенным выше костромским заговором (стр. 67) и также исполнялся прежде двумя лицами. Когда же заговор стал исполняться одним лицом, должна была непременно явиться потребность подыскать идеальные лица для в дения диалога, иначе он оказался бы висящим в воздухе. В этом же направлении действует и постоянное стремление подтвердить врачебные приемы авторитетом необыкновенных личностей. Как недалеко отсюда до появления эпической формулы, показывает окончание заговора. Когда знахарь говорит nie przez moja mos itd., то он этим самым уже придает священный авторитет своему средству. Оно как бы дано самим Богом. Теперь только остается подобрать соответствующее обстоятельство, при каком был дан Богом рецепт - эпический заговор готов. Таковым представляется мне процесс развития мотива "рецепта". Но проследить его на каком-либо одном рецепте я не мог. Если бы нашлись новые редакции мазурского заговора, то, может быть, это и удалось бы сделать. К сожалению, мне известна только одна выше приведенная формула. Остальные заговоры мотива "рецепта" оказываются уже с эпическою частью. И, вероятнее всего, они не развивались органически, а создавались по готовому уже шаблону, оригинал которого давно утерян. Ориг нал мог развиться тем путем, на середине которого стоит мазурский заговор. А когда формула развилась, ею стали оправдывать самые разнообразные средства. В заговорах от приток, прикосов, пристрету, призоров и т. п. болезней, часто встречается образ чудесного мужа (булатный, железный, золотой, черный). Этот чудесный человек натягивает лук (тоже булатный, золотой, черный) и отстреливает от раба Божия вс кие болезни. Часто в той же роли выступают святые: Илья, Лука, Николай, Георгий и др. Сам Христос с святыми и небесным воинством спускается на землю и отстреливает на все четыре стороны приточное дело *354. Эпитеты "булатный", "черный" и т. п. часто бращаются в сквозные и имеют симпатическое значение. Вот образчик такого заговора. "Есть река черная, на тои реки на чернои есть чернои муж у того черного мужа есть чернои лук и выстреливает из раба Божия (м) пристречу и прикосы..." *355.

Можно думать, что мотив отстреливания болезни развился из обряда, давно уже забытого, но в XVII веке еще практиковавшегося. В том же сборнике, откуда взят приведенный заговор, сообщается два способа лечения приточный болезней. "Из 9 пнеи смоля взят п 3 щепы, чтоб пен пня не видел. Да (б) тот (ч) близ, и ты на его двор поди, а (б) далеч, и ты на свои поди, да в полноч среди двора зажги, а дыру розклади над верхом прямо огня. да зделаи 3х9 стрел, а стружек проч не отрезываи; зделаи лук да стрелку, зажги стружки; 1-ю стрел на север, а отсылаи поимянно всякую болез, 2-ю на лет, 3 на сток, 4 на запад, а иные на посолон; говор: Выди из сего (ч), всякая болезнь приточная. А стреляи с огнем на двор, чтоб на кровлю летела. А последняя стрел говор: Во век амин" *356. По другому предписанию требуется "В лети на заходи слнца зделат у воды (ч) в его имя з глины, нести в сокровенно место се и поставит стоя, дастреляти 3х9-ю стрелы в брюхо, а говор ко всякой стрелы: Стреляю от всякой болезни. 1 стрел г вор: стреляю сего (ч) всякими приточными стрелами, чтоб не прикоснула всякая болезнь, что на свете болезнеи члческих. А иныи иныма болезнми... А как повалитце стреляючи, и ты в лежачего стреляи, а став к западу лицем" *357. Первый из описанных приемо имел, очевидно, целью отогнать злого духа огненными стрелами. Второй же обряд можно истолковать двояко: либо, совершая его, стремились "отстрелять" болезнь от больного, либо - перевести болезнь с человека на изображение. К подобным приемам часто при егают дикари. Напр., на острове Борнео во время эпидемий в дверях ставят деревянные изображения человека, чтобы демоны поражали их вместо людей *358. Но возможно, что описанный магический обряд имел первоначально совсем иное значение: достигалась гиб ль человека, а не спасение. С подобными заказами мы уже познакомились выше. Как бы то ни было, бесспорно, когда-то существовало отстреливание болезней, и из этого именно обряда развился разбираемый мотив. Эпитет "булатный", "золотой" и т. п. первонач льно мог появиться у стрелы, а потом уже обратиться в сквозной, и так мог создаться образ чудесного мужа, отстреливающего болезни. Остановлюсь еще на одном мотиве. Часто заговор содержит просьбу к петуху выклевать болезнь. При этом иногда и петух оказывается необыкновенным. Так, например, с просьбой выклевать болезнь обращаются к "питуну золотому" *359. В одном заговоре, после ш блонного зачина, читаем: "в цистом поли зелен сат, и в этом саду много садоф и виноградоф, и в этом саду ходит петушок, золотой грибишок, маслена головушка, шолкова бородушка, и крылье золоты, перышка серебряны. И ходит ен, клюе и выкл [евывает] и вс сады и винограды. Я ему помолюсь..." *360. Следует посьба выклевать болезнь. Приложения - золотой гребешок, маслена головушка, шелкова бородушка - попали в заговор из сказки; но "крылья золоты, перышка серебряны" - принадлежность самого заговора. В анном случае все обращение к петуху носит характер величания и имеет то же значение, какое придается последнему в величальных песнях. Ни о каком мифическом существе здесь не может быть и речи. Петух, к какому обращается просьба, вначале был самый обы новенный петух. Хорошо известны многочисленные факты ношения детей к курам под насест с посьбою взять от ребенка крик, дать ему сон и т. д. Но существуют и такие приемы лечения, при каких кур заставляют выклевывать болезнь. Так, например, от "сцени" адо поставить ребенка среди хаты и обсыпать ячменем, позвать кур и говорить: "Выбырайця куры сцень, клюйця куры сцень, и урошный, улешный, и дзяный, и ношный, и сновношный и наповдзеный, и на сход сонца и на заход". Принять ребенка, куры и съедят "сц нь" *361. Можно предполагать, что иногда подзывался один петух, и просьба обращалась не к курам, а к петуху. Так мог зародиться мотив выклевывания болезни петухом. Способы избавления от болезней при помощи птиц известны и другим народам *362. На этом я и окончу разбор заговорных мотивов.