Проповеди

И писаное слово, и устное, и личный пример, - все это и есть живое предание Церкви. Все это постепенно записывалось, обогащалось опытом жизни во Христе, и сохранялось для последующих поколений. Кто же вступает на путь пересмотра этих ценностей, тот вступает на опасный путь. Преподобный Дорофей в своей книге рассказывает, как некто сначала унижал всякого, и говорил: «Нет никого достойного, кроме Макария». Спустя немного, стал говорить: «что такое Макарий? Нет никого, кроме Василия и Григория». Но скоро начал осуждать и сих, говоря: что такое Василий? И что такое Григорий? Нет никого, кроме Петра и Павла». Я сказал ему: «поистине, брат, ты скоро и их станешь уничижать». И, поверьте мне, чрез несколько времени он начал говорить: «что такое Петр? И что такое Павел? Никто ничего не значит, кроме Святой Троицы». Наконец, возгордился он и против Самого Бога и, таким образом, лишился ума».

Чтобы этого избежать, в Церкви существует обычай: не дожидаясь, пока человек дойдет до полной погибели, отлучать его на время от церковного общения. Так и Апостол, напомнив Фессалоникийцам правый путь, одновременно предлагает и «удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию». И речь здесь даже не о нарушения важнейших догматов церкви. Речь идет о заповеди, чтобы верные, «работая в безмолвии, ели свой хлеб». «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь». А некоторые упорно «ничего не делают, а суетятся».

Апостол подчеркивает, что ограничение церковного общения имеет врачующий характер. «Если же кто не послушает слова вашего в сем послании, того имейте на замечании, и не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его; но не считайте его за врага, а вразумляйте, как брата». Господь тоже отлучил от Себя Своих предателей: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков, и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья. И вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст. Сказываю же вам, что вы не увидите Меня». Но и это отлучение тоже не навечно: дверь покаяния откроется для того, кто придет в себя и воскликнет: «Благословен грядый во имя Господне»!

Лишение, это тоже способ научения, тоже сохраненный церковным преданием. Иной - сразу и навсегда должным образом оценит то, что ему дано, а иной - только когда этого лишится. И для иного необходимо на время лишиться церковного общения, чтобы понять, что нет ничего драгоценнее, чем быть и со Христом, под Его крыльями, и - со всеми Его птенцами, со всеми христианами от самого Рождества Христова и даже от самого сотворения мира, со всеми, кто послан был к нам «во имя Господне», и привел нас к Нему.

О том, кому «предал Себя» Христос?

Лк. 9, 37-43

Гал. 1, 3-10

Когда Господь с тремя учениками сошел с горы после Преображения, «встретило Его много народа». И подошел некий человек с просьбой изгнать беса из его сына. «Я просил учеников Твоих изгнать его; и они не могли», - добавил он. И тогда Господь воскликнул: «О, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами, и буду терпеть вас»?

О ком это? О тех ли, кто своим неверием и своими грехами дают власть бесам над собою? Или о тех, кто, имея лишь вид благочестия, не имеют его силы, и поэтому не могут помочь страждущим? Скорее всего, и о тех, и о других. Но все же и тем, и другим Он помогает. Он возбуждает веру в отце бесноватого отрока, Он освобождает самого отрока. И Он объясняет ученикам, как обрести должную силу.

Ну а воскликнул так Господь, наверное, потому, что только что сошел с Фаворской высоты. Там было Преображение. А здесь - глубокое падения тех, кто сотворен для участия в славе и блаженстве.

В конце Своей земной жизни Господь именно за этот «род неверный и развращенный» «отдал Себя Самого», и тем самым положил твердое начало избавлению «от настоящего лукавого века». Но если мы не пережили, подобно, например, исцеленному отроку и его отцу, что такое настоящее пленение, то и слово о избавлении не прозвучит с должной силой. Не испытаем мы непосредственного, живого чувства освобождения, а будем любопытствовать: а у кого именно выкупил нас Господь? Кому именно принес Себя в жертву?

И нам будут предлагаться разные ответы. Одни скажут что Он принес Себя в жертву сатане, а другие, что - Отцу, удовлетворив тем самым Его оскорбленное человеческим грехом достоинство. Но странно подумать, что Господь приносит Себя в жертву сатане, когда Он Сам изгонял легионы бесов. И не менее странно представить себе разгневанного Бога Отца, жаждущего крови и требующего отмщения.

Но не надо здесь ничего придумывать и ничего представлять себе. Слово Божие само отвечает и на этот вопрос; и отвечает не так, чтобы просто удовлетворить любопытство, но чтобы, как всегда, побудить к соответствующим делам: «Итак, подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас, и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу». Но не в удовлетворение Его «оскорбленного достоинства», а - «в благоухание приятное» (Еф. 5, 1-2). Потому что нет любви без жертвы, а «Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8). И в то же время сказано, что Он именно предал Себя «за нас», «за грехи наши», «за людей» (Ин. 11, 50), «за нечестивых» (Рим. 5, 6), «за всех нас» (Рим. 8, 32). Сказано, что мы искуплены «драгоценною Кровию Христа» (1 Пет. 1, 18-20).

Я как бы сидел в камере смертников и ждал неотвратимой казни. А Он пришел и сказал: «Иди. Я буду страдать и умру вместо тебя». Что же я сделаю? Неужели тут же радостно выскочу, и поспешу вернуться в ряды «лукавого и развращенного рода»? Неужели не останусь разделить с Ним временные страдания, чтобы вместе войти в вечную жизнь?

О пределах любви и о «религиозной нетерпимости».

Неделя 25-я

Лк. 10, 25-37

Еф. 4, 1-6

Однажды некий законник, искушая Иисуса, спросил: «Учитель! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную»? Но тут же выяснилось, что он сам прекрасно это знает, потому что знает главную заповедь: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя». Тогда лукавый вопрошатель, «желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний»?

И Господь стал отвечать. Он рассказал, как некий человек был изранен и ограблен, как мимо прошли священник и левит. И только самарянин, «увидев его, сжалился». Рассказав до конца, Господь задал законнику неожиданный вопрос: «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам»?.. А он-то спрашивал, кто ближний ему самому, кого он сам обязан любить, как самого себя.

Но с первых же строк рассказа, как только мимо несчастного прошли священник и левит, - ясно, что твой ближний тот, кто попался тебе на пути, и кто в тебе нуждается. А вот избитый разбойниками сам уже ни к кому приблизиться не может. Он лежит и ждет: «кто же мой ближний? Кто сам приблизится ко мне»? И, наконец, такой человек, нашелся: самарянин, иноверец! Хотя «Иудеи с Самарянами не сообщаются» (Ин. 4, 9).