Дерзай, дщерь!

Г. при первом же знакомстве огорошивает признанием: «десять лет в рабстве у цыган была!»; ее расспрашивают, ужасаются, возмущаются; при дальнейшем общении обнаруживается: к ворожее она попала не под гипнозом, а из любопытства, по собственной воле осталась в качестве гадалкиной «ассистентки», соблазнившись сытым, беструдным, ленивым существованием, да и теперь, похоже, не столько жалеет о потерянных годах, сколько хвастается экзотическим приключением.

Кухарка, увольняемая из религиозной организации за воровство, патетически восклицала: «Христа тоже гнали!»; самая грубая корысть способна до поры до времени странно уживаться с высочайшим идеалом; но когда-нибудь, если не придет осознание, грех постепенно столкнет к цинизму, убьет всё живое в душе, и женщина превратится в автомат: разговаривает, зарабатывает, наряжается, варит обед, но не ощущает ни веселья, ни печали, ни даже тоски от тусклого прозябания.

Прихожанка на исповеди заливается слезами, а грех называет пустячный, всего-навсего грубым словом обидела сотрудницу; умный духовник наводящими вопросами вытягивает, что семью она развалила, с неверующими детьми не общается, внуков знать не хочет и притом уверена в своей правоте и христианской правильности.

Зато милая весёлая Е., сумевшая и семью сохранить, и детей довести до Церкви, всегда сокрушалась: «Одни ошибки! Погляжу назад: чего только не наворочено, и всё моими собственными руками!». И стишок на эту тему читала, забылся теперь.

Привыкая жить с Богом, мы постепенно приобретаем опыт доверия и отдаем себя в Его волю, как в руки умелого скульптора, отсекающего от уродливой глыбы всё лишнее, чтобы засиял скрытый под пластами мертвого камня образ Божий, в котором и содержится сущность человека, неповторимая драгоценная пред Ним личность. А «пока мы лиц не обрели», нам свойственно сочинять себя по какому-то, не обязательно даже высокому, но чем-то привлекательному образцу, состряпанному из романов и фильмов, и эту карикатуру выдавать за свою неповторимую душу, и внушать ложный образ всем подряд, в том числе и духовнику на исповеди.

Теперь, когда крайности позади, Д. признается, что сначала «из уважения к батюшке» не открывала свои грехи; что-то, конечно, рассказывала, но с большей или меньшей тонкостью сваливала вину на объективные обстоятельства и на кого придется. Но однажды батюшка заявил в проповеди, что ему ближе и дороже те прихожане, чье покаяние глубоко и чистосердечно; тогда Д. принялась наговаривать на себя до полного уничтожения.

А всего-то и нужно: «У меня нет мужа». Ведь могла бы сказать та самарянка: на охоте, мол, или коз пасет, в конце концов даже не очень и солгала бы, имела же кого-то. Но сказала правду, не формальную, а настоящую, выражающую суть отношений: сожитель не был ее мужем. И, несмотря на вопиющее нарушение благочестия, удостоилась великой милости от Христа. Он ведь всё знает, поэтому не ждет от нас успехов с победным рапортом о том, сколько грехов побеждено и сколько еще осталось победить, чтобы получить льготную путевку в царство небесное.

Один английский писатель остроумно заметил, что кроме смертных грехов существуют и смертные добродетели ; ангельский фасад нередко скрывает прямо противоположные установки и побуждения. К примеру, М. любому бросается помогать, участливо расспрашивает о проблемах, рекомендует какие-то чудодейственные лекарства; она расцветает, когда просят деньги взаймы, и сама предлагает, ею восхищаются, благодарят, но все без исключения чувствуют, что ее милосердие по тщеславию.

Н. никому не возражает, конфликтов старательно избегает, если рикошетом заденут ее персону, сильно краснеет, но молчит; всегда вежлива, предупредительна, но всем ясно, что это терпение холодно и горделиво. О. замучила домашних патологической чистоплотностью, П. выставляет напоказ свое целомудрие; за спокойным достоинством проступают порой грандиозные притязания, как, может не вполне справедливо, но ярко выразился поэт Б. Слуцкий об одной чрезвычайно знаменитой старухе :

Покаяние предполагает внимательную жизнь: нужно следить за своими поступками, чтобы не только зафиксировать грех, но и покопаться в нем, с целью обнаружения его корня, истоков и связей с другими падениями. Мы по природе склонны вычеркивать из памяти, аки не бывшее, все неприятное, грязное, дурное, неудобное для самолюбия, и в воображении виртуозно трансформировать угодливость в смирение, мстительное торжество в чувство справедливости, а злобу в праведный гнев. Вспоминается Т., которая ликовала когда ее присная соперница сломала ногу: «Бог за меня ее наказал!», и Ю., которая «всех любила», но каждый раз, когда уходя с клироса искала сумку, платок, ручку, подозревала, иногда и вслух: «украли!», и Л., которая при обсуждении не то церковных обновленцев , не то, наоборот, диомидовцев , мечтательно молвила: «убить бы их всех!».

Существуют симптомы, указующие на внутреннее неблагополучие; скажем, продолжительная депрессия свидетельствует о скрываемой под разными личинами скуке, неудовлетворенности, пустоте, а под всем этим – непомерные претензии. Замечено: женщины, страдающие тяжкими физическими увечьями, иногда врожденными, не позволяют себе кукситься и унывать, наоборот, удивляют бодростью духа и силой характера. В повести С. Дурылина «Сударь кот» суровой строгости матушки Иринеи, которая, находясь «в искушении», тщетой разумела все утешения видимого мира, противопоставлена счастливая улыбка молодой женщины-калеки, радующейся весне, травам и цветам: «у Бога ни суеты, ни тщеты нет», отвечает она унылой монахине. Одна старица предлагает тоскующим девицам, вечно недовольным плаксам, каждый вечер на листке бумаги записывать поводы благодарить Бога за прошедший день. Пробуждение, наступающее с осознанием душевного омертвения, мучительно, но когда-нибудь надо же проснуться, перестать притворяться и начать жить.

Самарянка обрадовала Господа искренностью. Но мы предпочитаем «приличия», тщательно пряча, даже от себя, мириады мелких пакостей из-за их кажущегося нам уродства, неблаговидности, несообразности измышленному идеалу, и тем самым загоняя их поглубже внутрь, где они продолжают гнить и отравлять нас, причем и физически. Известно, что болезни желудка свидетельствуют о неудовлетворенных амбициях, а ком в горле о беспринципности: «глотаем» всё, избегая конфликта; ревматизм и артроз от ропотливости нрава, вызывающей перенапряжение мускулов, а сердце болит от преизбытка обиды, злости, раздражения, и так далее; кому интересно, может почитать специальные книги, их пруд пруди. Легче признаться в убийстве (аборте), потому что есть лазейка оправдаться неблагоприятными материальными и прочими обстоятельствами, чем в зависти, лживости и кокетстве, которые невозможно мотивировать «объективной необходимостью».