Константин Яцкевич - Духовно-аскетические беседы

– Разве это правильно с точки зрения христианства и учения отцов ? – возмутился монах.

– Нет, это не правильно, поскольку это типичное фарисейство и самообман, но так современный верующий чувствует себя наиболее комфортно и потому абсолютное большинство верующих и священства всех конфессий пребывает именно в таком двойственном положении сидения на двух стульях одновременно – и с миром и с Богом.

– Но ведь получается, что они и не с одним и не с другим до конца, так ?

– Так, но их это святое заблуждение вполне устраивает. Это и есть причина моральной обусловленности христианства и отсутствия подлинной духовности, которая предполагает нарушение этого фарисейского равновесия в пользу духовного ума и умное делание – это то внутреннее молитвенное усилие, которое выводит из этого равновесия и отдаёт предпочтение развитию именно духовного ума.

– Отче, а что именно выводит ум из этого комфортного состояния равновесия, заставляя двигаться дальше и расти в сердце?

– Неистребимая тяга к духовному познанию и сила внутреннего самопонуждения по слову «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его». За этой силой стоит сила духовного намерения.

Любой человек по определению ленив и труслив, поэтому изменение себя и своего ума внутренним усилием – это удел считанных людей, обладающих трезвостью, решительностью и самодисциплиной. Из них и получаются те, кто несмотря на большинство, в одиночку переходит от более комфортного телесно-душевного христианства к духовному с которого и начинается умное делание.

– Но ведь человек при этом ещё не осознаёт, что он занимается умным деланием ?

– Нет, конечно. Переход к умному деланию происходит тогда, когда человек понимает, что выше ступени нравственной религиозности, как телесно-душевной, есть ещё более высокая и заоблачная ступень духовной религиозности.

Когда человек видит это внутреннее пространство, открывающееся ему из духовного сердца, как малой клети, он принимает для себя решение не останавливаться на уровне религиозной нравственности, а расти и расширяться дальше вверх до самого духовного сердца и за его пределы в большую клеть небесную.

– А если ум не принимает решения расширяться и расти, что тогда ? – спросил монах.

Старец немного задумался, почесал голову и ответил:

– Тогда… возникает душевный порок окамененного нечувствия или закостевания ума в голом морализме и формальном благочести без перехода к духовному уму. Такой человек, даже в священническом сане, будучи религиозным и набожным, останавливается в духовном росте и до смерти остаётся полностью бездуховным и закрытым для высшего познания и даров Духа. Это духовная смерть при жизни.

– Я знаю не мало таких среди нашего духовенства, – с грустью заметил монах.

– Это трагедия современной религиозности и я могу лишь с грустью констатировать тот факт, что в этом состоянии духовного нечувствия и невежества пребывает почти всё современное христианство, включая и православие, и путей выхода из него я не вижу.

Это является трагедией для православия потому, что именно умное делание по учению отцов и было самой суть подвижничества и подлинного славления Бога, чего не было больше ни в одной конфессии и религии. С утратой умного делания православие утратило свою духовную суть и теперь мало чем отличается от католицизма и протестантизма.

Старец замолчал и внимательно посмотрел на монаха. Тот сидел опустив глаза и размышляя над словами старца, которые тронули его до глубины души.

– Я не могу принять твои слова, отче, поскольку они режут мне душу и сердце. Неужели всё так плохо?

– Так плохо было ещё 150 лет назад, когда многие монастыри по слову святителя Игнатия Брянчанинова «из пристанищ для нравственности и благочестия обратились в пропасти безнравственности и нечестия», а сегодня ещё хуже, поэтому тут нечему удивляться и сокрушаться, а нужно принимать реальность такой, какая она есть, – ответил старец.

– Как бы я хотел, отче, всем сердцем желал, чтобы монашество снова обрело силу и духовное знание об умном делании снова зажгло умы и сердца подвижников.

– Ну ты и размечтался – сказал старец, поправляя куколь. – Всему своё время, ты не забывай о том, что Дух дышит где хочет, а не только в помещении церкви или храма. То, что умного делания нет в церкви, не значит, что его нет вообще. Смельчаки и подвижники есть были и будут во все времена и среди них обязательно найдутся те, кто вникнет в Предание отцов, разберётся в согласном учении о душе и из отдельных крупиц знания соберёт мозаику умного делания. Может быть это будешь даже ты.

Старец замолчал и внимательно посмотрел на монаха. Монах смотрел в глаза старца и снова увидел знакомый свет в его левом глазу, но на этот раз он не испугался и не отдёрнулся, поскольку этот свет не пугал, а скорее завораживал и притягивал его точно далёкий свет маяка на берегу океана.

– Выйти осознанно из зоны религиозного комфорта в наше время подлинный подвиг, – разорвал тишину голос старца. На это способны в наше время только молитвенники, кто практикует молитвенное делание по учению отцов. Так что хорошо запомни – умное делание – это молитвенное делание или делание умной молитвы.

Из всех таинств только молитва может помочь уму выйти из состояния нечувствия и достичь того желанного момента, когда душевный нравственно-религиозный разум становится душевно-духовным умом.

Это очень важный момент, поскольку это и есть момент взросления ума и успешного прохождения им двух предыдущих состояний ума телесного и душевного, которые подводили к высшей ступени познания и уму духовному. Очень не многие подвижники поднимаются на эту ступень, которая есть ступень самого глубокого осознания человеком собственной порочности.

– А что символизирует эта ступень? – поинтересовался монах.

– Она символизирует полную, но ещё не окончательную победу души над страстями и торжество доминанты высших добродетелей, когда ветхий человек умаляется до предела и в нём впервые пробуждается подлинно духовный ум, который есть ткань небесного тела нового духовного человека.

– А в чём особенность и отличие этого пробуждающегося душевно-духовного ума ?

– Во всём. Если раньше в состоянии нравственно-религиозного разума человек мог сидеть на двух стульях одновременно – с миром и с Богом, то теперь для человека нет никакого другого места, кроме Бога.

Если раньше человек питал иллюзию о том, что можно не распинать и не умерщвлять своё эго окончательно, как инструмент рационального ума и мышления, то теперь перед человеком открывается эшафот и крест распятия собственного эгоизма и рационального мышления.