Эдуард Вайнштейн - Желаю спасения тебе. Избранные места из переписки с разными людьми: 1995—2006 гг.

Я попросил Сашу указать мне храм, в который каждое воскресенье я мог бы ходить на службу. И он, в ответ на мою настойчивую просьбу, послал меня в храм Святителя Николая в центре Москвы, к нашему Батюшке. И этим была решена вся моя дальнейшая судьба. В тот самый день, когда я впервые сходил на службу в эту церковь и искренне со слезами молился там Богу, вечером на дне рождения Карин я встретил свою будущую жену Алесю. И разговор наш с ней начался в тот момент, когда совершенно случайно, благодаря другому православному человеку, бывшему там, выяснилось, что она недавно начала ходить в этот же самый храм к Батюшке.

С этого момента началась совершенно новая глава моей жизни, в которой Саша уже не занимал того места, как раньше, но он был в ней, поддерживал меня и я всегда хранил ему глубокую благодарность за то, что он сделал для меня. А он ведь и сам был удивлён, какой оборот приняло дело…

Позже, с 1996 года, был 3-летний перерыв в нашем общении. Его опять невозможно было нигде найти, по его телефону никто не поднимал трубку. Возможно, опять дала себя знать его болезнь… Но к моему 25-летию он появился вновь, и оказался очень полезен. Он, в частности, очень поддержал меня в ту осень 2001 года, и если бы не он, может быть, всё и не кончилось так благополучно, как кончилось. И до этого он укреплял меня в моих начавшихся недоумениях с Батюшкой, показывая, как строить с ним отношения и укрепляя меня в доверии к нему. Главное, его слово всегда имело силу. А таких людей мало. Много глубочайших разговоров было у нас по телефону, как это ни странно для телефонных разговоров вообще. Много позже у меня начался очень важный опыт телефонного общения с Батюшкой. И каково же было моё удивление, когда я услышал, что голос Батюшки тембром и интонациями по телефону сильно напоминает голос Саши, хотя раньше, при очном общении, я никогда этого не замечал… Среди всего прочего, Саша сказал мне ту важную мысль, что всякое состояние, приходящее к тебе в результате посещения храма и, шире, от искренней молитвы, есть ответ Господа Бога, который ты должен принять со смирением и доверием: ты не должен навязывать Ему, что тебе давать, ибо «всяк дар совершен свыше есть, сходящий от Отца светов», и Ему лучше знать, в каких ощущениях сейчас ты действительно нуждаешься более всего.

Разрыв в нашем общении произошёл в феврале-марте 2003 года. Вообще, течение этой жизни не очень-то способствует сохранению дружеских связей. У каждого свои заботы, работа, усталость, родственники, у меня большая семья… Не очень-то пообщаешься. Уж даже и не знаю, что нужно, чтобы при всём при этом продолжать дружить с человеком. Это очень трудно. Наверное, нужна большая вера и твёрдость в верности своим лучшим минутам. И поменьше житейских «утешений».

Искушения со Ржевскими многое показали мне. В частности, я уловил параллель моего отношения к ним и отношения ко мне Сани, хотя теперь понимаю, что был не совсем прав, переоценивая себя. Но я попытался предупредить Саню, вырулив наши отношения в сугубо дружественное русло. Я напомнил ему его же слова о том, что вся наша сущность ограничивается гордыней и блудом. И он очень обиделся. Потом отошёл, и даже сказал, что то, что Господь соединил, мы не должны разъединять. И с новой силой указал мне на Батюшку как на человека, за которого стоит держаться в жизни. Но я уже об этом и так знал. Мы пригласили его быть крёстным Коли. А потом мои слова вдруг неожиданным образом сбылись.

Сначала Саня перестал ходить в свой Новоспасский монастырь, а перешёл в приходской храм у себя на Развилке, что рядом с «Домодедовской». Я был встревожен. Там местный батюшка сватал ему женщину с ребёнком. Саша был не в восторге от этого предложения. Мы с Саней долго не созванивались. Сначала он предупредил, что в ближайшее время будет жить не у себя дома. Потом его действительно невозможно было застать по его телефону. А потом он сам позвонил и сообщил мне, что последние два месяца жил дома у какой-то женщины, уже не той, другой. Голос у него был какой-то просто очумелый. Честно говоря, у меня было чувство, что я говорю с другим человеком. Он сообщил мне некоторые подробности своей истории… Говорил он об этом как-то странно, с непривычным цинизмом. Очевидно, он понимал, что происшедшее с ним многое значит. Но ни нотки сожаления не прозвучало в его словах. Напротив, он спросил: «Я тебя шокирую?» Я знаю, что такое цинизм, и это отнюдь не шокирует меня, но от Саши я не ожидал услышать подобных слов. Потом он стал говорить, что это жизнь, что это мы «со своим отцом В…» сидим и не знаем этой самой «жизни». Возможно, я должен был как-то сразу дистанцироваться от этой ситуации или же просто осторожно пожалеть его, так как всё-таки хорошо его знал и должен был понимать, как переживал происшедшее он сам, но я, будучи не в силах снести от него подобное, сказал ему, что это грех, и что нельзя так просто об этом говорить. А он мне сказал, что я не пророк и предложил сменить тему. Следующая тема, им предложенная, была та, что ему звонил Агабеков, который ушёл из своего иудаизма и занялся пристальным изучением джайнизма! И что они долго говорили и им было, что обсудить. Для меня, только что прошедшего через историю с «Бхагават-Гитой» и получившего тяжелейший Батюшкин нагоняй за эту самую Индию, всё это было слышать страшно и дико. Да и сам Саня когда-то рассказывал, как жёстко отреагировал священник в Новоспасском монастыре на его рассказ о своём намерении поизучать индийскую философию. («Зачем тебе это надо?! Ишь, нашёлся подвижник!») И он должен был это помнить. Саня предложил в ближайшие дни приехать к нему и присоединиться к их беседе. Я сказал, что без семьи не могу, а с семьёй, с маленьким Колей, будет очень тяжело ехать. А он предложил мне приехать одному: «На работу же ты ездишь». В то время как раньше он никогда не пытался меня отрывать от семьи, всегда приезжая сам. Ссылка на работу тоже была очень зловещей. Я был растерян: я привык доверять Саше, а тут совершенно явно от него исходило совершенно другое ощущение, что-то мрачное и чужое, как будто какая-то дверь захлопнулась… Я сказал ему о своих чувствах, что я говорю как будто с другим человеком. В его словах чуть ранее промелькнуло намерение идти на исповедь, но тон по-прежнему был тот же, какой-то очень странный. И я ему сказал, что, наверное, мы с ним поговорим обо всём этом уже после его исповеди. А он ответил, что после всего того, что он от меня услышал, ему вряд ли захочется мне снова звонить. «А я всё-таки надеюсь, что ты ещё позвонишь», – сказал я ему. Тут он сказал, что нельзя так разбрасываться друзьями, в то время, как, очевидно, именно он это самое и делал в тот момент. «Но меня не устраивает ни то, ни другое!» – в полной беспомощности воскликнул я (то есть ни первое, ни второе из того, что он мне говорил). «Это твои проблемы», – раздражённо бросил он и положил трубку.