Герхард Хазел - Постигая живое слово Божие

Около сорока процентов Ветхого Завета изложено стихами, однако еврейская поэзия не рифмуется в отличие от поэзии многих индоевропейских языков, к которым принадлежит и греческий. Главной особенностью еврейской поэзии является присущий ей параллелизм. Еврейский поэт использует параллелизм мысли, выраженный в параллельных словесных парах. Следующий пример (4-й стих 10-го Псалма) — а таких примеров буквально тысячи — показывает, как именно библейский поэт использует этот параллелизм:

Господь во святом храме Своем,

Господь — на престоле в небесах.

Оформляя эту мысль в прозе библейский писатель мог бы просто сказать, что Господь пребывает на Своем престоле в Своем святом храме на небесах. Псалмопевец же, используя форму поэтического параллелизма, заставляет читателя ждать конца предложения, чтобы узнать о местоположении престола, который в храме Господнем на небесах. Непревзойденная красота еврейской поэзии очаровывала ее читателей на протяжении многих веков. Благодаря этому уникальному параллелизму (и в противоположность рифмованной поэзии западных — индоевропейских — языков) еврейскую поэзию можно переводить, не теряя ее красоты, силы и устремленности. Вдохновенные ветхозаветные писатели использовали те художественно-риторические условности, допустимые в иврите, которые давали им возможность наделить свое явленное Благовестие особой нежностью и усложненностью, которая постигается и оценивается с возрастающим почтением.

Подобно тому, как существуют различия между еврейской и греческой (западной) поэзией, существуют они и между еврейским и греческим стилем мышления. Евреи «мыслили ухом», а греки — «глазом». Еврейское мышление динамично, греческое статично [5] См. известное исследование Т. Бомэна, которое, однако, следует читать с учетом критических замечаний В. Олбрайта и Дж. Барра; W. F. Albright, New Horizons in Biblical Research, (New. York: Oxford University Press, 1966), pp. 18 — 31; idem, History, Archaeology and Christian Humanism (New York: McGraw-Hill, 1964), pp. 83 — 100; and J. Barr, The Semantics of Biblical Language (London: Oxford University Press, 1961), pp. 46 — 79, 96 — 100. , еврейский стиль мышления носил временной характер, греческий — пространственный [6] O. Cullmann, Christ and Time, red ed. (London: SCM, 1962). . Однако надо отметить, что эти противоположности часто настолько особо преувеличиваются и обобщаются, что приводят к искажениям и даже фальсификации.

Некоторые исследователи, основываясь на этих противоположностях, пытались приуменьшить значение Библии и степень ее применимости к современным образцам мышления и культуры. Они утверждают, что современная мысль и культура более высокого порядка, а библейская мысль и культура более низкого, несоотносимого с духом времени или незначительного по содержанию.

Другие считали, что вечное зерно истины можно отделить от скорлупы и шелухи обусловленных эпохой взглядов на мир или ограниченных способов мышления.

Такие идеи привели к решительному усечению библейской истины и явленного Богом благовестия. Если библейское благовествование нельзя свести к системе, созданной человеком, тогда надо решительно отбросить все попытки такого рода независимо от степени их сложности. Человек не правомочен брать на себя роль судьи по отношению к Богу или к Его уникальному откровению, явленному в Писании; спасение и истинное познание находятся только в Нем и в Писании как заповеданном Им Самим Слове Божьем.

Современная ситуация, культура и обычаи глубоко отличаются от культуры и обычаев библейских времен. В течение многих лет толкователи Библии не могли объяснить, почему до рождения Исаака наследником Авраама выступал какой-то таинственный Елиезер из Дамаска (Быт. 15:2). Теперь же на основании древних текстов, найденных в городе Нузу, стало известно, что согласно правовой норме, существовавшей во времена патриархов, собственность не отчуждалась и имела место законная практика усыновления. Бездетные супруги могли усыновить кого-либо со стороны как своего наследника; такая практика засвидетельствована примерно с 2000 — 1500 гг. до Р. Х. Однако, если впоследствии рождался первенец, приемный наследник занимал второе место [7] C. H. Gordon, «Biblical Customs and the Nuzu Tablets,» The Biblical Archaeologist Reader, 2, ed. D. N. Freedman, and E. F. Campbell, Jr. (Garden City, N. Y.: Anchor Books, 1964), pp. 21 — 33, esp. 22; D. J. Wiseman, Illustrations From Biblical Archaeology (London: Tyndale Press, 1958), pp. 25f. .

Странная, на первый взгляд, история о том, как Рахиль украла «домашних богов» ( идолов , teraphim ) своего отца (Быт. 31:34), теперь вполне понятна на основании изложенного в текстах Нузу закона, который провозглашал, что «если такими идолами обладает муж жены, то тем самым мужу гарантируется право вступить во владение собственностью тестя» [8] H. H. Rowley, The Servant of the Lord (London: Lutterworth Press, 1952), p. 302; cf. Albright, New Horizons in Biblical Research, p. 10. . Поскольку Лаван, после того как он настиг Иакова и его домашних, не смог завладеть украденными домашними богами, он, наскоро заключив с Иаковом союз, который обязывал обоих не пересекать условленную границу, сохранил тем самым за своими сыновьями право наследования (Быт. 31:48 — 54).

Обвинение в том, что Израиль продал бедного «за пару сандалий» (Ам. 2:6), дает нам еще один пример обычая, отличного от наших. На древнем Ближнем Востоке люди становились рабами двояким образом: или попадая в плен во время войны, или законным путем вследствие неуплаты долга. «Пара сандалий» дает основание думать, что цена раба была весьма невелика, но вполне вероятно и то, что данная фраза означала законно обоснованную передачу земельного участка, совершаемую бедняком.

Во времена, запечатленные в текстах Нузу, сандалии (обувь) использовались как символ собственности в акте передачи недвижимого имущества. Это означало, что земля передавалась посредством символического обмена обувью (сандалиями), утверждающего сделку [9] R. de Vaux, Ancient Israel (London: Darton, Longman, 1961), p. 169. . Таким образом, «бедный», продававшийся или покупавшийся за «пару сандалий», представлял собой человека, которого несправедливо лишили права собственности, под маской законности превратив в раба (эта сделка символически подтверждалась передачей пары сандалий).

Приведенные примеры разных обычаев иллюстрируют и объясняют ту огромную дистанцию, которая отделяет нашу ситуацию, наши обычаи и культуру от обычаев и культуры библейских времен. Современный человек был бы глубоко оскорблен, если бы его пригласили на обед и не подали столовых приборов для еды, однако в библейские времена люди не пользовались вилками и другими приборами — находясь за столом, гости брали пищу руками (Притч. 26:15; Марк. 14:20; Иоан. 13:26). Они не сидели за столом, а возлежали на ложах вокруг низкого стола (Есф. 1:6; Иезек. 23:41; Иоан. 21:20)сообразно своему возрасту или положению (Быт. 43:33; 1 Цар. 9:22;20:25; Марк. 10:37; Лук. 14:8). Исходя из этого легче понять просьбу Иакова и Иоанна, обращенную к Иисусу: «Дай нам сесть у Тебя, одному по правую руку, а другому по левую, в славе Твоей» (Марк. 10:37). Оба желали занять по возможности наиболее значимое место на небесах, Иисус же использовал этот случай для того, чтобы подчеркнуть важность смирения и служения (Марк. 10:35 — 45).