А. Савчук - Стяжавшая любовь. Том 2

– Вот у тебя проблема, нет ребенка, ребенок у тебя будет, нужно потерпеть, он будет попозже – Господь все устроит. И еще многое ему говорила, хотя мужчина ни одного вопроса Матушке не задал. Мне так радостно за него стало! Когда все вопросы мы решили, Матушка дала нам хлебушка, по обычаю благословила троеперстием, и сказала идти вместе. Когда мы шли на автобус, мужчина удивлялся:

– Это же надо! Я у нее ничего не спросил, а она на все вопросы ответила!

От волнения он не все запомнил, что ему было сказано. Потом я понял, почему Матушка благословила нам идти вместе – нужно было откорректировать то, что сказала старица. Во второй раз мы встретились уже на Лесном кладбище у могилы Матушки – я часто туда приезжал, потому что были затруднения в строительстве храма. После нашей первой встречи прошло около тринадцати-четырнадцати лет, тогда я был молодым, семнадцати лет, без бороды. Смотрю, мужчина на меня внимательно смотрит. Лицо его мне показалось очень знакомым, я подумал, что вроде бы это тот мужчина, с которым мы познакомились у Матушки. После службы я его подозвал, и оказалось, что это был действительно он. То было единственное его посещение келии старицы. И вот по прошествии стольких лет ее слова исполнились – уже в довольно зрелом возрасте, потому что ему было уже лет под пятьдесят, у него родился ребенок по благословению матушки Алипии, о чем он пришел ее поблагодарить.

Был еще такой интересный случай. Собрались мы ехать в Голосеево вместе с моим отцом. Хотя он с детства был верующим, но в церковь начал ходить, когда я был в третьем классе. Отец все глубже изучал православие, по воскресеньям и праздникам ходил в храм, читал Священное Писание. Но при этом у нас был общий недостаток – отсутствие духовного руководства и множество неразрешенных вопросов. На то время духовную литературу достать было довольно сложно. И когда мы познакомились с Матушкой, это была для нас общая семейная радость. К этому времени он уже воцерковился, и у него возникло желание, чтобы я принял монашество. А я монашества боялся, как огня. Дело в том, что у меня была девчонка, с которой мы пять лет дружили, она была дочь священника. Дружба у нас была чистая, можно сказать, детская. Но, конечно, все шло к тому, что, может быть, в скором времени будет семья. Но я был еще молодой, не спешил, думал, что нужно еще на ноги встать, окрепнуть, работу иметь, чтобы кормить семью, чтобы была копейка. Мой отец знал о нашей дружбе, но очень хотел спросить о монашестве. Я его просил, чтоб он не решал за меня мои вопросы. Но сильно не упрямился, так как он все-таки отец, но очень переживал. И просто нервничал, и даже молитва мне не шла из-за нервозности. А нервозность – значит греховность. Когда приехали, отец зашел, стал впереди. Я стою в дверях, волнуюсь. Отец же стоит посередине комнаты и представляется:

– Я – Васылий. Мы прыйихалы зи Львова.

Вдруг Матушка его перебила:

– Ты не со Львова, ты из Пензы.

– Та ни ж, я зи Львова.

– Нет из Пензы – не уступала Матушка.

Потом отец говорит:

– Ось мий сын Тарасий. Благословить йому монашество прыйняты.

У меня мороз по коже, стою, креплюсь, и в этот момент Матушка повернулась лицом к иконочкам и, указывая в сторону святого угла говорит:

– Вот, Киево-Печерская лавра открывается…

Это был 1987 год, об открытии еще никто не говорил. Отец сразу не понял, о чем Матушка говорит, а мне мысль пришла: «Она мне предсказывает монашество, да еще и открытие Киево-Печерской лавры». А отец мой сразу завозмущался:

– Матушка! Яка лавра! Про що Вы кажэтэ!

Я подумал: «Ну, как он не понимает! Пришел к такому духовному человеку и еще сопротивляется! Слушал бы все, о чем она говорит». Я его начал дергать, чтобы меньше говорил и больше слушал. Приходя к матушке Алипии, я всегда старался уловить духовный смысл того, что она говорила, а не воспринимать все буквально.

Вдруг Матушка повернулась к нам и с улыбкой спрашивает:

– Василий! А чей это сын?

Отец опешил:

– Як! Матушка! Цэ мий сын!

– Нет, Василий, это не твой сын. Это циган.

– Та ни! Цэ мий сын! – доказывал отец.

– Нет, Василий, это не твой сын.

Отец начал задумываться о духовном смысле сказаного. Матушка усадила нас, начала угощать, а сама, стоя у икон (все они были простенькие, бумажные, пленочкой затянутые) тихонько молилась. Лицо у нее было веселое, просветленное, прям сияло радостью.

Когда мы вышли на улицу, отец сказал:

– Да, теперь ясно, почему тебя Матушка циганом назвала. Потому что ты любишь много ездить.

В действительности у меня был мотоцикл и я много ездил по святым местам, но я подумал, что здесь Матушка имела в виду другое – то, что я угадал духовный смысл сказанного ею.

Этот случай мне запомнился. Мы уехали. Поездка наша была в Черниговскую область на родину моего отца – там у него был больной парализованный отец, за которым мне пришлось ухаживать. Побыли мы в деревне у дедушки и поняли, что врачи ему уже не помогут – весь он иссохся, без посторонней помощи не может обойтись. Приехали в Киев, чтобы во Львов ехать, и снова пошли к Матушке. Я стал в дверях, пропустил отца поближе к ней, ведь он все-таки мой родитель. Отец снова по-простому начал представляться:

– Матушка Алипия, вот я Василий, это мой сын Тарасий, у меня отец Алексей, – хотя мы были у нее несколько дней назад.

Отец каждый раз приходил к Матушке и рассказывал, кто он такой и откуда. Мне как-то не по себе стало: «Ведь Матушка человек духовный, если ей Господь открывает о болезнях, о внутреннем состоянии человека, о помыслах, неужели ей нужно говорить, кто ты и какого рода – ведь это не главное, она и так все знает». Отец все рассказывал, Матушка перебила его и говорит:

– Твой отец Алексей умер, а вот отцу Димитрию еще можно помочь.

Отец не понял:

– Матушка, какой Димитрий? Моего отца звать Алексей, он из Бобровицкого района…

И опять все начал рассказывать. А я понял, что то, о чем матушке Алипии мы никогда не говорили и знать она этого не могла, было ей открыто. Дело в том, что моя мама родом из Тернопольского района, ее отец, мой дедушка Димитрий, был живой. Так получилось, что заболел дедушка Алексей, отец моего папы, а у мамы заболел Димитрий. Мы его возили во Львов к врачам, платили деньги, находили лекарства, но ему ничего не помогало. У него не поднимались руки – он не мог даже сам кушать. Врачи на него махнули рукой, сказали, что ничем ему помочь не могут, что за болезнь – никто не знал. Отправили его в деревню умирать. Так он и сказал: «Ну, все, буду уже готовиться умирать». Хотя он был большим тружеником, корова у него была, хозяйство, которое он очень любил. В церковь он ходил каждое воскресение, праздники, даже помогал в церкви пономарем. Меня поразило, что матушка Алипия, отвечая на наш вопрос о дедушке Алексее, сказала, что он уже умер. Отец возмущался: