митрополит Владимир (Иким) - Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга шестая: октябрь

Итак, благоверный Феодор отказался от претензий на Ярославль и оставался в Орде. А тем временем главная ханша, узнав, что молодой князь овдовел, вернулась к своим намерениям выдать дочь за Феодора. На этот раз она решила начать разговор об этом не с самим князем, а с ханом. Хан долго не соглашался, говоря, что не подобает давать дочь ханскую в супружество вассалу. Но ханша упорствовала, и в конце концов хан дал свое согласие: ведь ему и самому очень нравился Феодор, да и дочь, не раз встречавшаяся с молодым князем, успела полюбить его и присоединилась к просьбам матери. Хан объявил о своем решении Феодору, не сомневаясь в его согласии.

Теперь Феодор, потерявший прежнюю семью – не только жену, но и разлученных с ним детей – при таких трагических обстоятельствах, и сам уже был не прочь жениться на монгольской красавице – быть может, эта новая семейная жизнь окажется счастливее предыдущей? Но перед молодыми людьми встало серьезное препятствие: дочь хана была язычницей, Феодор – христианином. Но для воспитанного в благочестии Феодора вопросы веры не были чем-то второстепенным. Он не мог представить для себя брака без благословения Церкви; не мог и закрыть глаза на то, что разница в вере неизбежно создаст серьезные противоречия между ним и женой и, возможно, разрушит его новую семью так же бесповоротно, как кончина жены и гордыня тещи разрушили первую. А какими вырастут дети, рожденные в таком браке? Конечно, отец в традиционной русской семье принимал большое участие в воспитании отпрысков; но и мать с ее мировоззрением играет в жизни детей – хоть княжеских, хоть крестьянских – огромное значение. Сможет ли отец-христианин в смешанной семье воспитать детей христианами не по имени только? Или же они вырастут релятивистами, вера превратится для них в набор национальных обычаев – у отца одни, у матери другие – и в своей взрослой жизни они станут руководствоваться не заповедями Христовыми, а только земными соображениями, «духом века сего»? Таких людей, в том числе и князей, и без того было немало на Руси…

Сознавая все это, Феодор решился на удивительный по смелости шаг: ответил хану, что сможет жениться на его дочери лишь в том случае, если девушка примет Крещение.

Подумайте, братья и сестры: благоверный князь дал такой ответ не своему подданному и даже не равному себе князю, а всесильному монгольскому хану, в подчинении у которого находился. Причем хан считал, что оказывает своему вассалу великую милость, – ведь, напомню, он долго не соглашался на брак дочери с русским данником, – а этот вассал еще смеет выставлять ему какие-то условия! Отказ Феодора ставил его в куда более опасное положение, чем в тот раз, когда он отверг предложение ханши.

И все же князь поступил именно так, как он поступил, – потому что не мог лицемерить в подобных вопросах. Вера Христова для него была дороже собственной жизни. И мужество Феодора было в полной мере вознаграждено: хан не только не покарал дерзкого князя, но даже дал свое предварительное согласие на обращение дочери в христианство! Причем он лично написал в Константинополь Патриарху, под омофором которого находилась в те годы Русь, спрашивая православного первосвятителя о том, действительно ли дочери его для брака с князем-христианином нужно принимать Крещение. Для этой цели хан отправил в Константинополь посольство во главе с епископом Сарайским Феогностом (среди монголов в те годы были и христиане, и в ставке монгольского хана – Сарае – существовала собственная православная епископия). Патриарх дал благословение на этот брак и подтвердил: принятие дочерью хана христианской веры – обязательное условие для ее законного брака с христианином.

Итак, дочь ханская крестилась и вступила в брак с Феодором Ростиславичем. Во Святом Крещении она получила имя Анна – так звали и супругу знаменитого предка князя, святого равноапостольного Владимира. Вероятно, именно об этом славном предке думал Феодор, советуя невесте назваться Анной. Выбор имени был глубоко символичен: ведь и брак святого Владимира привел к обращению в христианство одного из супругов. Только в тот раз христианка Анна обратила своего жениха-язычника; а теперь жених-христианин привел ко Крещению Анну. И как и в случае святого Владимира, этот брак должен был положить начало христианизации целого народа – только на этот раз народа невесты.

Да, дорогие братья и сестры, именно таковы были замыслы благоверного князя Феодора. Он понимал, что брак с дочерью самого хана сделает его весьма влиятельным человеком в Орде, и собирался использовать это влияние не для обогащения и увеличения своей власти, а для распространения истинной веры среди монголов.

Как мы уже говорили, в Орде в те времена было немало христиан: дружинников и слуг русских и кавказских князей – ордынских вассалов, многие из которых подолгу жили в ханской ставке, приезжих купцов из различных православных краев, русских пленников, некогда угнанных в рабство и теперь рассеянных по монгольским улусам, наконец, самих монголов – среди них в свое время очень распространилось христианство в виде несторианской ереси, но кочевники, впрочем, не особенно вникали в богословские тонкости и нередко обращались из несторианства в Православие. Для всех этих христиан в 1261 году в Сарае и была основана епархия, епископа которой, как мы уже видели, хан отправлял во главе посольства к Патриарху Константинопольскому. Но православных храмов в Орде было мало, и ордынские христиане лишены были драгоценного утешения, доступного каждому из нас с вами: возможности собраться на общую молитву, принять участие в церковной службе, причаститься Святых Христовых Таин. Для нас все это – нечто как бы само собой разумеющееся, мы часто не ценим дарованного нам сокровища и даже пренебрегаем этими неоценимыми возможностями: то лень нам пойти на службу, то найдутся какие-то «более важные» дела (хотя что может быть важнее молитвы и Причастия, общения и соединения с Богом и братьями по вере?), то «неудобно» добираться до храма… А ордынские христиане и рады были бы хоть пешком отправиться в храм на службу, будь это хоть за десять городских кварталов, но у большинства из них и такой возможности не было, и они весьма об этом скорбели. Конечно, такой благочестивый человек, каким был князь Феодор, не мог не понимать и не чувствовать этой скорби братьев по вере; все свое огромное влияние, приобретенное им в Орде вследствие брака с ханской дочерью, князь употребил на облегчение участи ордынских христиан. С дозволения хана князь Феодор и княгиня Анна на собственные средства воздвигли множество православных храмов в различных улусах (провинциях) Орды, украсили их иконами и снабдили всей необходимой утварью; епископ же Сарайский нашел для этих храмов достойных священников, которые могли бы окормлять местные общины и вести проповедь Христовой веры среди монголов. Проповедь эта была достаточно успешной: многие ордынцы обращались ко Христу, так что и до сих пор археологи находят православные иконы, кресты, лампады на всей территории, во времена святого Феодора принадлежавшей Золотой Орде. Кто знает, чем обернулся бы этот расцвет православного миссионерства в ордынских степях в будущем, если бы благодатные начинания князя Феодора нашли более широкую поддержку среди других князей, а также и православных архиереев, – может быть, вся Орда со временем стала бы христианской, как некогда пришла ко Христу и Русская земля… Но увы, исторические обстоятельства помешали тогдашней православной проповеди на этих землях. Как бы то ни было, труды святого князя Феодора не остались втуне: кто может подсчитать число человеческих душ, благодаря ему обретших утешение в Таинствах или обратившихся от тьмы язычества и ересей к свету Христовой истины и оказавшихся в итоге в Царстве Небесном? А разве это мало – спасти для вечности хотя бы одного человека, не говоря уже о сотнях и тысячах?