митрополит Владимир (Иким) - Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга шестая: октябрь

Собственная же жизнь святого Феодора складывалась как нельзя более удачно. Брак его с Анной оказался счастливым; появились у супругов и дети – один за другим родились сыновья Давид и Константин. Хан же после брака Феодора с его дочерью еще больше полюбил молодого князя. Он часто сажал зятя за один стол с собой, устроил ему прекрасный дворец, окружил славой и богатством – так, в приданое за Анной хан дал Феодору «в кормление» тридцать шесть городов: Чернигов, Болгары, Куманы, Корсунь, Арск, Казань и другие. Но и среди всего этого великолепия сердце блаженного князя не возгордилось, и слава мира сего не отвлекла его от любви Христовой; вместе со своей верной супругой он все более и более преуспевал в исполнении заповедей Господних.

Но в эту счастливую жизнь снова ворвалось горе: к Феодору прибыли вестники из Ярославля с известием, что сын его Михаил безвременно скончался. Можно себе представить, каким горем стала для князя смерть старшего сына, которого ему так больше никогда и не пришлось увидеть в земной жизни…

Князь Феодор стал просить хана отпустить его в Русскую землю вместе с княгиней и детьми: ведь теперь Ярославль остался без правителя, и ему, законному князю, долг предписывал вернуться на княжение, пока город не стал добычей какого-нибудь соседа-честолюбца. Да и не один только Ярославль – за годы жизни князя Феодора в Орде скончались оба его старших брата, некогда так обидевших его при разделе наследства, и родной город Смоленск теперь также считался его вотчиной. Хан отпустил зятя с великой честью, дав ему ярлык – грамоту – на ярославское княжение.

В Ярославле святой Феодор княжил богоугодно, кротко, мудро и беспристрастно, заступаясь за обиженных, вдов и сирот, милосердствуя о нищих и убогих. Летописи отличают особенно его искреннее и смиренное благочестие, усиленные посты и молитвы, многотрудные подвиги и попечения касательно храмоздательства и церковного благолепия, а также его почтение к священнослужителям. Святой князь построил в городе множество новых храмов, снабдил их книгами и церковной утварью, украсил драгоценными камнями и жемчугом. Подражала мужу в его благочестивых делах и княгиня Анна: она творила щедрую милостыню, воздвигла в Ярославле соборный храм во имя Архистратига Михаила, поставила в храме великолепно украшенную икону Богоматери и пожертвовала богатые средства на содержание при соборе причта.

Не забывал Феодор Ростиславич и родной Смоленск: хотя сам не жил там, но он титуловался Смоленским князем и осуществлял соответствующие властные функции: писал туда грамоты-указы, вершил разные судебные дела и вообще всячески заботился о благе смольчан. Так, например, в 1284 году от имени князя Феодора была составлена адресованная Рижскому епископу присяжная грамота о свободной торговле между Смоленском и немецким городом Ригой, между русскими и немецкими купцами. Нередко князь лично разбирал тяжбы между купцами – и при этом отнюдь не придерживался порочного принципа «судите право – наши бы виноваты не были». Стараясь защитить своих соотечественников от обид со стороны иноземцев, он тем не менее строго карал и самих русских купцов, если виноватыми оказывались они. Так, например, когда один из таких купцов начал жульничать с весами и обманывать немецких «торговых гостей», князь Феодор, тщательно разобравшись в этом деле и установив вину русского торговца, не стал покрывать и выгораживать соотечественника, но «выдал его» обиженным иноземцам «со всем имением» – то есть дозволил им взыскать все понесенные убытки за счет имущества нечестного купца. Прекрасный урок для всех тех, кто старается всегда и во всем держать сторону и выгораживать «своих» – страну, соплеменников, родственников, приятелей, – даже если они очевидно не правы! Подобное поведение вовсе не верность и не братская любовь, как это часто называют, а греховное человекоугодие, недостойное настоящего христианина. Ведь истинная любовь, по слову апостола Павла, не радуется неправде, но сорадуется истине (1 Кор. 13, 6).

И все же, к несчастью, даже такой благочестивый и сильный духом человек, как благоверный князь Феодор, не устоял перед искушениями, которые предоставляло каждому владетельному князю то далекое время – время княжеских междоусобиц, прискорбной раздробленности Русской земли… Причем в случае князя Феодора дело было не столько в жажде власти, сколько в обычном человеческом тщеславии. Слава князя Ярославского и Смоленского гремела уже по всей Руси, все князья искали с ним дружбы и союза, а народ восхвалял его справедливость, беспристрастный суд и милосердие. Трудно устоять человеку перед таким искушением, трудно не возомнить себя «верховным судьей земли Русской», способным – и имеющим право – безошибочно решать чужие судьбы! Не устоял и благоверный Феодор – и тщеславие, как это обычно и бывает с греховными страстями, привело его к самым большим и страшным ошибкам в его жизни.

Впрочем, не будем торопиться осуждать князя: ведь и о себе мы не можем с уверенностью сказать, что не впали бы в такие же или даже худшие грехи на его месте! Разве, честно оглянувшись на себя самих, не вынуждены мы будем признать, что тщеславие – частый гость и в нашей собственной жизни, хотя предпосылок у большинства из нас для этого гораздо меньше, чем было у Феодора Ростиславича?

В это время на Руси шла великая междоусобица между сыновьями святого Александра Невского (1221–1263) – Димитрием, князем Переяславским (1250–1294), и Андреем, князем Городецким (12551304). Димитрий был старшим и должен был наследовать великое княжение; но монгольский хан дал ярлык не ему, а младшему, Андрею, который сумел добиться ханского расположения. Тогда Димитрий отправился к давнему противнику хана – темнику Ногаю, отложившемуся от Золотой Орды и пытавшемуся основать собственное государство. Ногай выдал Димитрию ярлык на великое княжение, и князь вернулся на Русь, чтобы отстаивать свои права силой оружия.

Ситуация была непростой. С одной стороны, у Димитрия было больше прав на престол согласно русским обычаям; с другой стороны, русские князья считались вассалами Золотой Орды и обязаны были повиноваться в государственных делах хану, а золотоордынский хан выдал ярлык Андрею. Димитрий же, отправившись к Ногаю, тем самым как бы отложился от хана, признав себя вассалом мятежного темника.

Феодор Ростиславич как зять золотоордынского хана и сторонник всемерного упрочения связей с Ордой (которую он все еще надеялся в будущем видеть христианской державой) принял в этой междоусобице сторону Андрея и даже, изменив своему всегдашнему правилу не сражаться против соплеменников, участвовал в его военных походах против сторонников Димитрия – ведь на этот раз дело шло не о личной власти самого Феодора, а о восстановлении государственной справедливости и спокойствия. Вернее будет сказать, так это выглядело в глазах Ярославского князя. На деле же его союз с Андреем Александровичем стал поистине роковой ошибкой: князь Андрей проявил себя как человек абсолютно беспринципный, готовый ради власти пожертвовать жизнями тысяч людей. Именно он в 1293 году призвал на Русь монгольское войско под командованием полководца Тудана (Дюденя); этот поход остался в истории русского народа под именем Дюденевой рати и оставил по себе страшную память. Монголы воспользовались княжеской междоусобицей как предлогом для набега и не столько отстаивали интересы Андрея, сколько разоряли русские земли. В результате Андрей утвердился на великокняжеском столе, но разве стоило это подобных бедствий родной земли?