Евгений Беркович - Еврейская Старина. №2/2019

Редактор и составитель
Евгений Беркович

Художник
Дорота Белас

Еврейская Старина
Ганновер 2019

«Старина ― категория не времени, а качества: всё когда-нибудь станет стариной, если не умрет раньше»

© Евгений Беркович (составление и редактирование)
© Дорота Белас (оформление)

Еврейская Старина
Ганновер 2019

1942
пленный
щербатый рот разрухи
зияющими зарубками
сводящего с ума насилия
стирает жизнь в порошок
сердце хочет свободным странником
унестись за ветром
но душа зажата
в когтях развалин
жалкая
она ютится
во власти преступников
выстрадывая день за днём
коченея от холода
отчаянно плутуя
и не давая радости
согреть её
она замирает
потерянной бродяжкой
в грязи безумных гримас и подозрений
под деловитое перешёптывание
грёз и рока
растлевающих её
в убийственно неисцелимой битве
барак №7
воздух
сочится раненым светом
и прилипает к стенам
в вялой блёклости давящего чада
корчатся брошенные на солому тела
под изнурительность перебранок
над мутью булькающего варева немощных жалоб
колдует отвращение
надтреснутый хрип двери
мы гнёмся под тяжкой ношей пожиток
и всего что на душе
расталкивая
сдавленные крики
появляется упитанный господин
кривая печная труба
деловито прокладывает ему
дорогу сквозь месиво тел
лица и жесты
размываются неуверенностью
робкий шёпот воздетых рук
бельё из-под завязок сочится на пол
опадающими знамёнами
в пёстрый горошек
удар
кружащего в духоте запрета
молитвы роятся вокруг свечей
тупой нож
вгрызается в чёрствый хлеб
король червей кроет
игроки хохмят
под запоздалое хлюпанье усталых башмаков
и грохот упавшей ложки
слова сбиваются в блёклый ком сна
барак боязливо валится
в ледяной бессильный покой
клетушки
в набитых кишках стен
ворочается месиво едва прикрытых тел
шатаются в чаду живые мощи
отвислые губы на потерявших себя лицах
бесплотная плоть
доски животов
чад набрякает пóтом
гложущей грызущей отёчной кучи
дрожащее забытьё
выхаркивающего боль кряхтенья
опухшие жруны жадно глотают
сухие хлебные корки
и тупо пялятся в сумерки
между столбов
растерянно ползает пыль
раны сочатся кровью шелушатся
в плесневеющей перхоти
спотыкаясь волокутся часы
скрюченные горем руки
роют пустоту
давящий кошмар хриплых голосов
сползающий со смолёных нар
где ворочаются в лохмотьях
измученные тела
твоих товарищей по несчастью
придушенные стоны едва теплятся
зовом мольбы в пустыне
кандальники
толпа одиноких
жалких
нищих
измордованных борьбой душ
возвращается домой
в стылую натугу ночи
где в тайных ловушках
гибнут ростки надежды
не оставляя шансов
этой земной слизи
в её беспредельном позоре
и оплёванной Божьей воле
в прокисшем распаде
правит бал непотребство
зачатое яростно раздирающим
собственную плоть
буйным в своей слепоте
безумным миром
который расплачивается
жалкостью иллюзий
прорастает терновыми колючками зависти
мажущей дёгтем подозрений всё чистое
душащей бессмысленным огнём
и бешеными удавками своеволия
росток и зерно
распад и разрушение стирают в пыль
судьбы втиснутых в вагон
приговорённых к смерти
лишённых свободного света небес
солнечной короны в зените дня
они жертвуют собой
отрекаясь от Бога
который не делит с ними эту пытку
и позволяет этой свихнувшейся ораве
кануть в смертельных одеждах
вопросы
1942—1943
новый год 1943
о Светозарный
мы скитаемся в твоей тени
где утекающая сквозь пальцы цель
погружает в грёзы
путая свой след
где дурманящий свет
крошится в осколки
запирая нас в темнице мозга
пока не опустится
безлюбая и постылая тьма
восстань пред нами
в победном шествии света
над убожеством
нашей роскоши
давимые путами
влачим мы из-под палки наш труд
в страхе и нищей корысти
ты можешь это видеть
но едва ли поймёшь
ибо тебя дурачат
напоминания об иллюзиях
с которыми ты распростился
ничто доброе здесь больше не живёт
не может жить
оно кануло в мертвящую бездну
куда мы влачимся
безвестными жертвами
тебе
не снисхождения
не благословляющего дыхания
мы ждём от Тебя
в горестной тревоге
но раскрытой ладони и пути
смотри
так стоим
так висим мы
на волоске судьбы
заброшенные дети твоего сияния
сгорая в огне озноба
и дышим бедной памятью
в песчаном тумане
твоего
последнего рассеяния
покойнику
что тебя мучает
что ещё заботит
ты предан земле по кусочкам
со всеми твоими желаниями
ты не знаешь об этом
и не встретишь утро
стынут останки
застывшего сердца
взгляд стекленеет на разделочном столе
нож терзает палёную плоть
срам трепеща от страха
прячется в мошонку
отрава пищи пристыла к нёбу
долото в набитой руке
долбит кости
врач заканчивает
доказательства налицо
и он выносит приговор
твоим останкам
принесенный в жертву
вспоротый
ты лежишь
неузнаваем в своих муках
ты завершил земной путь
но не отстрадал
тень минувшей судьбы
отражается в тебе
что ты знаешь
терпеть ли тебе вечно
к чему могила
если земля пухом
твои долги
понесёт потомок
твой застывший образ
окаменеет на его лице
забвение на задах покойницкой
забвение в куче хлама
вырванные у скорби взгляд или фраза
на корточках сидит суета в платье праха
стыдливо падает на колени
давясь пылью
гнилая зависть в скупо мерцающем свете
захлёбывается уродливой песней
вытряхивая в одну кучу
пожитки ушедшего страдальца
фаянс
хлеб
шёлк
забвение
с ползающими в нём тенями
от пугающих факелов
с хрустом разбегаются крысы
на крепостном валу
утешением над жалкой могилой
полощутся флаги
раскопанный склон желтеет одуванчиками
мямлящее изнеможение тянется из могилы
помянуто и забыто
отлетают предчувствия
море огней грезит
о сказочных путях
забвение
прильнувший к земле платок
горе прячась от самого себя
кричит от голода