Владислав Бахревский - Патриарх Тихон. Пастырь

– Уж такой ходочок!

Крещенских морозов даже лед не выдерживал, лопался, а в Торопце у молодых самая гульба. Избы, снятые под субботки, помечены фонарями на высоких жердях. В горницах в три ряда, один над другим, скамейки, в красном углу или под потолком светильник в ярких лентах, с шестью толстыми свечами.

Хозяйки субботок – девушки. Они садятся на скамейки, богатые – в первом ряду, и ждут парней. У двери девочка с тарелкой: вход платный, кто сколько положит. От парней девушки желают веселых прибауток, хвалебных песен. И сами поют, славят пришедших, а задирам отвечают острым словцом.

Вася с ребятней бегал заглядывать в окна. Иные хозяйки пускали мелкоту – у порога посидеть, поглядеть, послушать.

Душа ликовала: всем ведь хорошо, всем весело, луна еще не взошла, ночь темная, а не страшно.

Забрались на Емщу, где ямщики жили, вдруг край неба начал наливаться багровой зарею.

– Пожар! – смекнули ребята. – Поместье, знать, горит. Да ведь и еще одно.

Вася поспешил домой, а его уж собирались идти искать. Отец диакон всех напугал: прибежал предупредить, чтоб за домом смотрели. Мужики дурят. Давно грозились красного петуха пустить. Озлоблены. У мужиков – воля, а у помещиков – земля. Крестьянские наделы, которые еще выкупить надо, урезаны.

Отец диакон оказался прав. Уже на другой день в Торопец привезли повязанных по рукам, по ногам мужиков-бунтарей. Сгорело два поместья. Одно дотла, другое отстояли. Нашлись, однако, сердобольные. Стали носить мужикам пропитание.

Вася тоже попросился у маменьки. Анна Гавриловна позволила, дала сыну корзину яблок да пирог с рыбой.

Шел к казенному дому, замирая сердцем. Там ведь жандармы с шашками.

А жандармов двое. Усы торчком, лица грозные. Запнулся Вася шагах в десяти от крыльца – ни туда ни сюда. Назад повернуть совестно. И нет никого, чтоб вместе к мужикам пройти.

Мороз. Жандармы по крыльцу ходят друг дружке навстречу, сапогами пристукивают, а Вася торчит, как заяц, и варежку к носу жмет.

Вдруг один жандарм спустился на первую ступеньку и позвал:

– Эй, малец! Иди сюда.

Вася подошел.

– Чего принес? Яблоки, пирог… Для злодеев, и такие яблоки. Дом спалили… Проходи, а то ведь замерзнешь.

Вася поднялся на крыльцо, прошел мимо второго жандарма, а в сенях еще двое. Комната, где ждали своей участи мужики, была просторная, но совершенно без мебели. Арестанты сидели на полу. Комната темная, два окошка, но решетки в мелкую клеточку. Злодеев человек пятнадцать. Ноги в кандалах, на руках цепи. Запах тяжелый, мужицкий.

Вася, не отходя от двери, опустил корзину на пол.

– Нам вставать не больно велят, – сказал один мужик. – Поближе поднеси.

Вася исполнил просьбу. Мужик, возле которого он остановился, был молодой, моложе, наверное, Павла.

– Ишь! – сказал мужик-мальчик. – Яблоки. Пирог большой. Как матушку твою зовут?

– Анна Гавриловна.

– Помолимся об Анне. О здравии. А тебя как зовут?

– Вася.

– И за тебя помолимся.

Яблоки разобрали, пирог разделили. Вася взял пустую корзину.

– Я тоже за вас помолюсь.

– Э-эх! – сказал мужик-мальчик. – Никто нас теперь от каторги не отмолит, а Богу до нас дела нет.

Дверь отворилась.

– Малец! – позвал жандарм.

Вася взял корзину, выскочил за дверь. Жандармы что-то говорили, подтрунивая, но он не разобрал ни одного слова, бежал до дому без оглядки.

– Сделал подаяние? – спросила няня Пелагея.

– На них цепи да колоды, – сказал Вася.

– Заслужили. Злодеи.

– Они несчастные люди, – возразил батюшка Иоанн. – Их без земли оставили – все равно что без хлеба.

– О них можно молиться? – спросил Вася.

– О несчастных, о заблудших грех не молиться. А несчастных да заблудших нынче – вся Россия. Крестьянам плохо, помещикам плохо, и властям тоже не больно хорошо. Была Россия богатая, теперь нищенка.

Няня Пелагея поманила Васю в свою комнатку, дала большую дорогую свечу:

– Поди свечку за мужиков поставь!

Вася пришел в храм. Стоял, смотрел на иконы, кто из святых заступится за мужиков. Взгляд остановился на образе Чудотворца Николая. Пошел было, но увидел Иоанна Крестителя с главой на блюде. Свеча была одна. Поставил Иоанну Крестителю, мученику. Мужики ведь тоже мученики, в кандалах, в цепях. А Николая Чудотворца попросил:

– Спаси заблудших от погибели.

И вдруг вспомнил, что нынче у него день рождения – 19 января. 19-го поминают Макария Великого Египетского. День ангела, правда, 30-го, когда празднуют Собор вселенских учителей и святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста.

Иконы Макария в храме не было, Вася подошел к святителям. Бог наградил всех троих молитвенным даром. Иоанн Златоуст написал литургию, ее каждый день служат, и Василий Великий написал литургию. Литургию Василия служат десять раз в году, а Павел говорил, что в Византии она была основной, что для эфиопов, сирийцев, армян литургия Василия Великого поныне заглавная.

– Пошлите мне, чтоб я мог молиться о всех, – попросил Вася и призадумался: не дерзкое ли прошение?

Поцеловал икону, побежал спросить у няни, не погрешил ли своей просьбой. А все у стола. На столе пирог.

– С днем рождения, Василий Иоаннович! – сказал батюшка, торжественно целуя сына и, взявши за плечи, показывал матушке, няне, Ване: – Вырос. Сидел-сидел, как огурчик под листом, да и вытянулся. Большак! Большак! За книжки садись.

– Да его от книг за уши не оттащишь! – сказала матушка.

– Учебные пора читать книги. Нужные. Ну, за стол, за пироги. А сей мир, по заповеди преподобного Макария Египетского, – будет с нами во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Зима мелькнула как сон, весна – как вздох. Пришло жданное лето. Батюшка поймал карпа. Не пудового, но фунтов на десять. А нянюшке Пелагее приснился сон: наловила целый воз рыбы. К болезни.

И заболела. У няни была своя уютная комнатка: кровать, комод, икона Черниговской-Гефсиманской Божией Матери, где Царица Небесная в венце, в царской одежде.

Лежала няня с виноватым лицом.

– Ишь барыня! А вам за мной, за старой дурой, ходи! Кушанья подавай.

Анна Гавриловна не спорила, но ходила за болящей заботливо. Иоанн Тимофеевич пригласил доктора. Доктор выписал лекарства, но Пелагее день ото дня становилось хуже. Нос обострился, глаза то и дело закатывались.

В один из таких тяжелых дней матушка выпроводила Васю из няниной комнаты:

– Ступай погуляй. Нянюшке отдохнуть нужно.

Вася перед сном молился о Пелагее, просил у Господа здравия. И теперь, выйдя из дому, он шептал и шептал без устали: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!»

Ноги привели в храм. Служба давно закончилась, в храме прибиралась монашенка. Поповича она заметила, но окликать не стала.