Елена Кашина - Свет во тьме. Книга первая. Мир Абсолюта

– Отдыхать, конечно, не будем. Берём купальники – и в море?

Чуть улыбнувшись, кивнула.

Наступили блаженные дни купаний, катаний на лодке, прогулок по побережью среди пальм, цветов, фонтанов. Всё поражало красотой и роскошью. Но главное, конечно же, было море: набегающее волнами, ласкающими белый песок, мерно хлюпающее о гранит набережной, раскачивающее лодки, пенящееся у волнолома. Море тёплоё и ласковое.

Доктор лежал на спине, глядя в голубое бездонное небо, слыша, но, не воспринимая сознанием, крики, смех, плеск вёсел, – все эти звуки жили как бы сами по себе. Прибежала и упала рядом на горячий песок Катя, почти не вылезающая из моря, купающаяся до мурашек по коже. Всматриваясь в её спокойное с закрытыми глазами лицо, подумал о справедливости слов, что «раны душевные только природе дано врачевать».

Чья-то тень накрыла его.

– Ба, знакомые всё лица! – услышал весёлый голос.

Сел, потом вскочил. Они обнялись. Это был его Друг, тот, что когда-то помог ему, даже, можно сказать, спас, когда решался вопрос о маленькой Даше, нынешней Кате.

– Здесь есть пляжи и лучше, – через несколько минут говорил Друг, – вы собирайтесь. А я схожу за лодкой и сейчас поплывём.

Вскоре они в небольшой легкой лодке плыли на один из островов.

– Ты что, здесь – не в первый раз? – спросил Доктор.

– И не в первый, и не во второй.

Доктор посмотрел недоверчиво, но ничего не сказал.

Обогнув два острова, быстро добрались до места – до небольшого не видного с берега островка, спрятавшегося за большими островами. Один берег островка была крутой – там чахлая растительность цеплялась корнями за камни, а на другом – несколько невысоких пальм и великолепный пустынный пляж, длинной белой косой, тянущийся в море. Солнце, песок, и никого кроме стрекоз и ящериц.

– Пойду, проверю, нет ли здесь акул, – слабо улыбнувшись, пошутила Катя.

– Это она? – спросил Друг, глядя, как Катя бежит на край косы.

Доктор кивнул.

– Красивая девушка. Но невесёлая какая-то… Ты что, её в ежовых рукавицах держишь?

Доктор в двух словах рассказал о постигшем Катю горе.

– Постой, постой, так это и есть тот молодой аэролётчик? Слышал о нём… У нас на него имелись виды.

– У кого это – у вас?

– У нашей организации.

– Слушай, а ты ведь знал, что я здесь, – догадался Доктор.

– Знал. Даром что ли нашу организацию зовут всевидящей? Но здесь я не из-за тебя, конечно. Я по службе.

– И много вас здесь таких – по службе? – спросил с ехидцей.

– Не задирайся. Много. Этот курорт, да и все другие, – место службы нашей организации. А такие как вы – лишь прикрытие.

Доктор смотрел, не понимая.

– Ты замечал аэролёты, летящие в ту сторону? – махнул Друг рукой, – так вот: там курорт Высших, а мы – их слуги, охранники, служба наблюдения, сторожевые псы.

– Неплохо живут слуги, – с сарказмом заметил Доктор.

– Тогда представь себе, как живут господа! Уверен – представить не сможешь. Не хватит воображения.

– А ты бывал там?

– Был пару раз, когда там никого из Высших не было… Они не любят, когда им напоминают, что есть и другие люди, не такие «высшие», – усмехнулся.

Доктору хотелось прояснить вопросы, когда-то так мучившие его.

– Ты не можешь сказать мне, что там произошло? – указал рукой на плавающую в море Катю.

– Откуда мне знать…. Мои возможности невелики.

– Но они, родители её, как думаешь, – живы?

– Думаю, что их давно нет в живых.

– А почему именно ко мне привезли её?

– Ну, это тебе лучше знать. Её передавали по цепочке именно к тебе. Кто-то кому-то дал слово. Ты, наверное, тогда пережил тяжёлые дни? Прости, не моя вина. Как только я узнал – сразу вылетел. Её искали, но формально. У тебя слишком много влиятельных выпускников и верных друзей, – улыбнулся.

– Славная девушка выросла – залюбовался Катей, уже вышедшей из моря и по пляжу гоняющейся за ящерицей.

– Вылитая мать…

Друг посмотрел внимательно, хотел о чём-то спросить, но не спросил.

Помолчали.

– Ты здесь поосторожней – кругом глаза и уши. А вообще я так рад тебя видеть, дружище! Вечером вас обоих приглашаю в ресторан. Уверен, ты никогда ещё не был в таком. Да что говорить – сам увидишь.

– Печёт. Пошли купаться.

Катя с улыбкой наблюдала, как двое солидных лысых мужчин, футболя камешек и толкаясь, бегут по сыпучему раскалённому песку.

В последующие дни, вооружившись масками и ластами, они на лодке отправлялись к островам обследовать берега и искать вымытые водой пещеры и ниши. Пещер не обнаружили, но ниш оказалось много всяких – и больших, и маленьких, но глубоких под нависающими карнизами. Кате было очень интересно, а Доктор рассказывал ей, какие огромные пещеры на островах в океане возле Острова Высших.

Они оба загорели до черноты. У Доктора исчез намечающийся животик. А загорелая Катя, вся в капельках воды выходящая из моря, стала похожа на ожившую античную статуэтку. Среди отдыхающих у них появилось много знакомых, поклонников и поклонниц. Дамы, обедающие с ними за одним столом, несмотря на его вежливые отказы, упорно продолжали приглашать Доктора то на голофильм, то играть в рулетку или в карты, то потанцевать. Катя в душе удивлялась: ведь они такие старые – эти дамы, и её отец тоже старый. Она стала открыто звать Доктора отцом, и он уже привыкал к этому.

Вечером сидели на набережной, на скамейке. Шурша галькой, откатывали и набегали волны, с моря дул живительный ветерок, напоённый запахом морских водорослей, с танцевальной веранды доносилась музыка.

– Ты бы пошла потанцевала.

– Я не предательница… – проговорила с обидой, со слезой в голосе.

– Конечно, нет.

А про себя подумал печально: «Не скоро зарубцуется её рана».

– Пойдём-ка смотреть лунную дорожку.

– Нас зовут, – сказала, когда проходили мимо лодочного причала.

Группа людей, собравшихся на лодочном причале, размахивая руками, кричала:

– Едем с нами!

Усаживаясь, лодку сильно раскачали. Со смехом, повизгиванием, наконец, все разместились. Большую шестивёсельную лодку договорились грести по очереди. Первыми за вёсла сели мужчины. Решили плыть, держа курс на мерцающую на воде, уходящую к горизонту лунную дорожку.

Вдали остались огни набережной. Все угомонились, притихли, разговаривать не хотелось, слышались только всплески вёсел, погружаемых в тёмную воду, кажущуюся маслянистой и густой. Сидящий на корме мужчина запел, вначале негромко, а затем в полный голос. Приятный баритон пел о море, о любви, о невозможности счастья. Лунная дорожка светилась, качалась, бежала впереди, а певец, кончив петь одну песню, затягивал другую. Лунный свет, качающее лодку море – вечное, грозное, жутковатое и голос певца – всё это томило, завораживало и хотелось, чтобы длилось бесконечно.