Наталия Черных - Рассказы о новомучениках и подвижниках Российских

В 1907 году Победоносцев скончался. Последние годы перед кончиной были для него, возможно, самыми тяжелыми. Новая так называемая «политика доверия общественным силам» для Победоносцева была неприемлема. Всесильный обер-прокурор подал в отставку. В вину Победоносцеву ставят отношение к отцу Иоанну Кронштадтскому: обер-прокурор не поверил святому! И так легко забывается, что именно этот «колдун», который «одной рукой кадил», другой – открыл отцу Иоанну дверь к людям. Именно Победоносцев просил смертельно больного уже императора Александра принять Кронштадтского батюшку. Он верил в то, что именно из недр народных произойдет великий святой. Но когда появился тот, кто почти полностью соответствовал идеалу, Победоносцев его не узнал. Однако ему был симпатичен этот священник, он питал к нему до самой кончины теплое чувство.

В 1906 году Победоносцев пишет графу Шереметеву: «О поповстве и говорить нечего. Все поповство обезумело от пущенной в него свободы. Есть священники прекрасные, любящие народ. Но они все по углам скрываются, неведомые, а если узнает начальство, то и гонимые». Это высказывание очень подходит к отцу Иоанну Кронштадтскому. Именно Победоносцев сделал для него – чтобы не «по углам».

Любимым детищем отца Иоанна стал женский Свято-Иоанновский монастырь на Петроградской стороне. Завершение строительства стен обители совпало с кончиной Пастыря. Еще в самом начале строительства отец Иоанн предсказал, что так будет.

Декабрьские деньки в северной столице короткие. Сыпал мелкий сухой снег. Приближалось Рождество Христово 1908 года, а над речкой Карповкой росли стены монастыря.

– Какое сегодня число? – спросил Пастырь.

– Восемнадцатое, – поспешно, с легким поклоном ответила игуменья Ангелина – высокая, еще очень миловидная женщина.

– Слава Богу, еще два дня у нас. Все успеем сделать.

Отец Иоанн был уже очень слаб. Однако в нем сохранялся его прежний светлый бодрый дух, который сейчас чувствовался особенно сильно. Матери Ангелине казалось, что она видит вокруг него ангелов и что батюшка ходит уже по небесной земле. Лицо отца Иоанна сильно изменилось во время болезни – стало сухеньким, складчатым. Но в нем оставалось живое, почти шаловливое выражение. Это отмечают все, кто видел отца Иоанна: он всегда улыбался.

– Смотри, мать, а стены уже под крышу. Помнишь, что говорил? Успеем, все успеем, Бог поможет.

Батюшка сел в кресло, облокотился на спинку. На столике – несколько писем.

– Что там, матушка?

Игуменья стала разбирать письма. Под ними лежал батюшкин дневник, в котором батюшка давно ничего не писал. Но убирать не решались: а вдруг батюшка поправится?

В дневнике – записи для памяти: «Поликарп Михайлов усопший – поминать, его жена жива, Александра, сын Евстафий, 17 октября. Больной душевно, самоубийца, Носков Константин Аполлонович, жена Лидия Николаевна. Дмитрий Николаевич Ломан, жена Ольга Васильевна, дочь Надежда и сын Георгий. 17 октября». Пастырь дерзал своей молитвой спасать людей, уделяя им время из своей жизни, которой оставалось совсем немного.

Порой в дневнике встречаются строгие и обличительные записи. Вот одна из них: «У Башмаковой горное заведение стояло без дела несколько лет, и аренды с меня она не может и взять, ибо в мою пользу не было работ в участке. А между тем я заплатил аренды 100 руб. в сентябре месяце – за что? По болезни я не могу принять ее дар, а главное, по неимению средств».

– Дальше что?

Игуменья показала батюшке большой красивый конверт.

– От Победоносцевой. В марте – вторая годовщина. Посылает пожертвование, просит не забывать Константина Петровича.

Отец Иоанн заулыбался:

– Без Константина Петровича я бы не оказался у государя Александра. Строгий был человек, очень строгий. Большое сердце. Не мог вынести, не мог видеть того, что сделали со страной. Его не понимали. И меня не понимают.

Вдруг отец Иоанн смолк, всего на секунду. Спросил игуменью довольно строго:

– Ты не говорила никому, что меня порезали? Что я потом заболел. Никому?

– Батюшка, что вы! – поспешно ответила мать Ангелина.

– По грехам моим я недостоин был видеть и сороковой год жизни, а тут – восьмидесятый год, – улыбнулся отец Иоанн.

За пару лет до кончины батюшку пригласили для требы в один дом. Мать Ангелина помнит письмо инокине Ефросинии, ей лично, от некоей Надежды из купеческого сословия. Фамилии скрыты, так хотел отец Иоанн, понимая, что ситуация сложна и, если объявить о нападении на него, в городе будут погромы.

Вот письмо:

«Приехали мы в очень богатый дом, к больному; в столовой был сервирован стол и поставлены всевозможные закуски. Батюшка спрашивает: „А где больной?“ Ему показывают на комнату рядом и приглашают войти, а когда мы захотели за ним войти, нас быстро отстранили, и щелкнул замок. Мы все забеспокоились. Слышалась за дверью возня; две из нас стали стучать в дверь, а третья побежала за кучером, который был богатырской силы. Кучер вбежал и со всей силы плечом ударил в дверь и сломал замок. Нам представилась такая картина: батюшка лежал поперек кровати, на нем были подушки, а на них сидели три изувера; на полу была кровь. Кучер сбросил изуверов, взял на руки батюшку и отнес в карету. Мы все обливались слезами и просили у батюшки прощения. Мы не знали, что там были изуверы. Они порезали батюшке в паху. Когда батюшка пришел в себя, то строго запретил кому-либо говорить об этом, чтобы не было погромов. На другой день в газетах было объявлено, что батюшка болен».

Божия сила была такова, что раненый не оставил своих трудов. Он по-прежнему служил литургию, ездил на требы, несколько раз даже путешествовал. И только самым близким было известно, что отца Иоанна гложет недуг.

18 декабря, утром, пришел ключарь Андреевского собора с Дарами, чтобы батюшка смог причаститься Святых Таин. Отец Иоанн встал, сделал пару шагов. Все, кто был в комнате, обрадовались, потому что накануне отец Иоанн был очень слаб. Но силы вдруг покинули батюшку, так что его едва успели подхватить под руки. Так, поддерживаемый с двух сторон, однако же стоя, отец Иоанн причастился Святых Таин.

– Есть ли еще письма? – спросил Пастырь.

– Все, батюшка, благословите! – ответила игуменья. Хотя оставалось еще несколько писем, она не стала о них говорить.

– Вели, мать, колясочку приготовить. Поедем посмотреть, как строят. Стены уже под крышу. Но все равно успеем.

О старце Варсонофии Оптинском сохранилось довольно много воспоминаний. Дневник его духовного чада, «последнего Оптинского старца» Никона (Беляева), писался, когда будущий старец (и будущий исповедник) был еще послушником. Этот уникальный документ начат в самом конце 1907 года, а завершается в самом начале ноября 1910-го. За пару дней до кончины Льва Николаевича Толстого. В дневнике о кончине великого писателя ничего нет. Но атмосфера напитана тревогой и предчувствием катастрофы, которая уже близко подступила. То было глубокое мрачноватое затишье перед бурей. Старец Варсонофий пережил писателя на два с половиной года. Судьбы их таинственно и глубоко связаны.