монахиня Игнатия Пузик - Старчество в годы гонений. Преподобномученик Игнатий (Лебедев) и его духовная семья

Известно об этих годах Александра Александровича, что он любил музыку, сам учился и играл на скрипке. Любовь к музыке сохранилась у батюшки и в зрелые годы. Чутко вслушивался он в церковные песнопения, различая истинно художественные мелодии от того, что не имело ценности. Так, он высоко ценил музыку в стихирах апостолам Петру и Павлу, «Блажен муж» Зосимовского напева, кондак святителю Петру и многие другие.

Кроме того, в годы своей юности Александр Александрович очень любил заниматься и астрономией, много читал Фламмариона и потом знал многие созвездия; особенно же любил он поминать созвездие Ориона, упоминаемое в Паремиях Постной Триоди, и толковал, как его среди других звезд на небе разыскивать. «Орйон и все украшение небесное…», – скажет, бывало, батюшка и голосом покажет, как правильно по-славянски надо делать ударение на слове Орион.

К осени 1903 года, на 20-м году своей жизни Александр Александрович был зачислен в число студентов Казанского ветеринарного института.

Приехав в Казань, вновь зачисленный студент поселился в комнатке неподалеку от ветеринарного института и начал с добросовестностью постигать курс преподаваемых наук.

В то время неподалеку от Казани, в Седмиезерной пустыни подвизался известный своей духовной жизнью и опытным руководством старец схиархимандрит Гавриил. Вокруг него собралось большое общество уже возрастающих в духовной жизни пастырей, его мудрыми советами окормлялись настоятельницы монастырей, имелся и сосредоточенный вокруг батюшки Гавриила кружок церковной молодежи. К последнему и примкнул молодой студент ветеринарного института, учась одновременно с мирской мудростью горнему мудрованию. Жажда любви к Богу, возникшая в сердце Александра Александровича за период костромской жизни, теперь нашла свое удовлетворение, сердце его открылось навстречу свежей, живой Божественной струе.

Средоточием, к которому стремилась его душа, был Спасский мужской монастырь, настоятель которого архимандрит Варсонофий, духовный сын батюшки Гавриила, был первым наставником юного ревнителя благочестия. Там, у мощей святителей Гурия и Варсонофия, Александр Александрович простаивал многие часы, забывая себя, забывая всех окружающих. Во время одной такой усердной молитвы за длинной монастырской службой у него была похищена снятая шинель, только что сделанная ему родителями. Так как ветеринарный институт и домик, где жил Александр Александрович, помещались от Спасского монастыря на противоположном конце города, то на Страстную неделю, чтоб насладиться церковной службой, он временно переезжал в номер гостиницы рядом со Спасским монастырем. Обычно же на праздничные и другие службы Александр Александрович ходил пешком через весь город, в полчаса одолевая значительное пространство.

Здесь-то, в Казани, и были посеяны в душу молодого студента мысли об особом образе жизни, отличном от того, к чему его готовил институт, мысли о подвигах поста и молитвы, мысли о монашестве. С особой любовью притекал он к мощам святителя Варсонофия, чудотворца Казанского, поверяя ему свои еще не вполне оформившиеся надежды, желания, упования…

От этого периода казанской жизни батюшки осталась часть его дневника, по которому можно судить, что волновало и заботило тогда душу слушателя ветеринарного института. В 1904 году, достигая 20 лет своей жизни, Александр Александрович часто делал в своем дневнике разбор читаемого им дневного Евангелия, обычно прилагая прочитанное к самому себе. Так, 23 мая 1904 года он пишет: «Господь сказал: итак всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мф 10:32) [5] Здесь и далее подчеркнутое отцом Игнатием выделено курсивом. .

«Из этого следует, – рассуждает Александр Александрович, – что мы не должны стыдиться исповедывать, то есть открыто признавать Господа нашего Иисуса Христа пред подобными нам людьми, хотя бы мы от этих последних могли ожидать и насмешки, и издевательства, и названия глупцов и т. п. Для меня это выполнимо, – заключает он, – главным образом при встрече с неверующими людьми, пред которыми я, не боясь ни потери знакомства, ни чего-либо другого, должен исповедать Христа, если будет в этом необходимость».

«Господь говорит, – пишет Александр Александрович ниже, – кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; а кто любит сына или дочь более, нежели Меня, недостоин Меня» (Мф 10:37). «Из этого видно, – рассуждает юноша, – что Господь требует от своего последователя полного беспристрастия к миру; даже самые близкие – родители – не должны быть препятствием в следовании за Христом». Таково было мудрование студента 1-го курса.

Еще более определенно проявляется настроение души Александра Александровича в том же его дневнике к концу 1904 года. Здесь дневник превращается уже в выписки из изречений святых Отцов: Симеона Нового Богослова, Иоанна Лествичника, аввы Дорофея и других. Это показывает, что в то время Александр Александрович твердо вступил на путь аскетический, получая для чтения книги святых Отцов, руководящих к монашеской жизни. В это же время Александр Александрович пользовался и советами схиархимандрита Гавриила. Так, в рукописях его находим несколько слов старца Гавриила, помеченных 1905 годом с его собственноручной подписью.

Выписки из святых Отцов постепенно сменяются в дневнике Александра Александровича отдельными отрывками из Патерика. Некоторые из них касались глубоких вопросов и даже тайн монашеской жизни в испытании помыслов, в откровении их старцу, некоторые относились к случаям видений или откровений, получаемых святыми. Теперь уже реже (по сравнению с маем предыдущего, 1904 года) среди этих выписок попадаются обращения к самому себе. Только иногда, выписывая какое-нибудь назидательное наставление старца, обличающее пороки ученика, Александр Александрович помещал внизу страницы краткую молитву в одну строчку, или же мы находим там замечание такого характера: «Это мой портрет, обличение и меня».

Ранее неопределенное и неясное состояние его души в 1905 году уже значительно определилось. И здесь, раскрывши свою душу перед старцем схиархимандритом Гавриилом, сказав ему о желании иноческого пути, Александр Александрович получил благословение на монашество. Мудрый старец понял, что в лице молодого студента он имеет душу, ищущую премудрости Божией, почему и ясно удостоверил его благословением на новый путь, сказав, что «его желание монашества есть звание Божие». Это было 25 апреля 1905 года.