Анна Сороковикова - Божья отметина. Роман

Потом подошел к мальчику и спросил:

– Как тебя зовут? Ты наверно поросенок Борька?

– Мифаил Теплёф. – Миша охнул, положив руку на грудь.– Кест потеял!

Агаша поняла, что поднял «кожаный» с палубы и заплакала.

– Не пакай, тетя, я тебя любу! – сказал Миша и обнял спасительницу. – Я паясенок Бойка, хю-хю!

– Не буду, детка, – заулыбавшись, сквозь слезы, сказала она, – давай переоденемся.

– Мальченка-то Богом меченный, – сказал священник, показав Агафье родинки, – Божьего избранника спасла.

Они с батюшкой помолились, что нашелся выход сам собой и решили, что мальчик поживет с ней в станице, пока все уляжется, пока все забудется, а там, как Господь управит.

Самое лучшее дело предаваться воле Божией и нести

скорби с упованием. Господь, видя наши скорби,

лишнего никогда не даст.

Прошел год. Все это время батюшка молился о спасенном мальчике, чтоб Господь открыл ему, как поступать дальше. В сентябре, на день Архистратига Михаила видит сон: " К нему зашел во двор странник, попросил хлебушка «Христа ради»

– Ты оставайся на ночлег, мил человек, потрапезуем, а завтра и пойдешь…

Утро. Прощаясь, странник сказал священнику:

– А мальчонку, раба божьего Михаила отправьте до ноября в Москву, там ему надо попасть в Сокольники. Ты, раб божий, Серафим, готовься, скоро за тобой придут «кожаные», но ничего не бойся, Отец Небесный тебя ждет – и ушел, не оборачиваясь.»

Где-то, через недельку и станичники прибыли. Мальчик подрос, волосенки выгорели, речь стала внятней.

– Агафья, здравствуй! О, а это что за кавалер с тобой? Ну-с, молодой человек, будем знакомы, отец Серафим.

– Борька Кукуш, – ответил мальчик, вытирая, от смущения, кулаком под носом.

– А почему Кукуш? – искренне удивился батюшка.

– Тетка говорит, что я во сне кукую, вот поэтому и Кукуш.

Время и Агафья постарались. В этом станичном мальчишке трудно было узнать Мишу Теплова. Правда, у него было две отметины, которые «говорили», что это он: одиннадцать родинок, в виде Распятья, под левой лопаткой и шрам, в виде птицы, на правой икре, под коленом. Но такое могли знать только родные. Еще батюшка остался доволен Агашей, что мальчик называл ее теткой, а не мамой. Он рассказал гостье свой сон, и они стали думать, как выполнить наказ. Муж сестры был железнодорожником. Им осталось только придумать Борьке « легенду», по какой причине ему надо в Москву, в Сокольники. Агаша встала на молитву, на всю ночь. С появлением этого мальчика она поняла, что Господу нужны молитвы от сердца идущие, а не заученные, когда человек все внимание уделяет правильности слов, а сердце остается закрытым. Эту перемену заметил батюшка, он был рад, что Господь посетил эту добрую, но болтливую женщину, через спасение этого человечка. Утром «легенда» была готова. «В станице померла соседка, а племяннику её надо в Москву, в Сокольники». Муж сестры сказал, что в Сокольниках как раз есть приют, они там сами разберутся, куда вернуть мальца. На том они и порешили. Когда Борьке сказали про Москву, он промолчал, но глаза его были на мокром месте. Вообще-то грех было на него жаловаться, этот мальчик от природы был вынослив, терпелив, послушен, добр, хотя и непоседлив. Он пошел молча собирать свой узелок. С отъездом тянуть не стали, осень на исходе, до холодов бы определиться.

Приближалась одиннадцатая Годовщина Ноября. Борис был определен в приют, в Сокольниках. Воспитанников этого дома называли «дети вождя», на каждую годовщину Ноября и Первомай их посещал Сталин, детям выдавали подарки, и он лично с ними общался. Подходил к каждому: девочек гладил по голове, мальчиков трепал «по-отечески» за щеку. Старожилов спрашивал о жизни и делах, новичков, кто они и откуда. Когда подошли к Борису, тот, на удивление, был каменным.

– Как тебя зовут, как фамилия?

– Борька Кукуш.

– Откуда ты?

– Станица, тетка, Агаша, Москва.

– Сколько тебе лет?

– Три года.– Боря постарался четко сказать «эр», а получился металлический голос.

Сталин дотронулся до его щеки, необъяснимый страх обуял вождя, похолодело все, волосы стали дыбом. Впоследствии несколько раз Борька Кукуш вставал перед глазами Сталина, что вызывало необъяснимую тревогу.

В этот день, когда Борька виделся с вождем, в Новороссийске происходило следующее. У отца Серафима была Агафья, когда пришли «кожаные». Они принесли постановление об аресте батюшки, были навеселе. Когда Агаша заголосила, потребовали еще самогонки. Получив трехлитровый бутыль, сказали, что по случаю праздника придут завтра, чтоб Серафим приготовился, пойдет по этапу. Бутыль был распит тут же, а «кожаные» свалились, не дойдя до калитки. Пол ночи работал топор, а утром была такая картина. Когда непрошеные гости утром протрезвели, то увидели во дворе на стульях гроб, в нем лежал празднично одетый Серафим со свечей в руке и пел:

– Христос, воскресый из мертвых…

Он испустил дух с улыбкой на лице, твердо зная, что Господь его ждет.

Два раза в год детей проверял личный врач Сталина. Когда он осмотрел Борьку, ему показалось, что он знал этого пациента. Эти особые отметины, родинки и шрам, он уже видел, это точно. Вот когда и у кого, было вопросом, он не мог вспомнить. Потом профессор заставил себя перестать думать об этом, поняв вдруг, что это может быть опасным для мальчика.

…разрушение является небывалым сумасшедшим

преступлением перед прошлым, настоящим и будущим,

перед всей культурой.

Шел 1931 год. Декабрь. Боря вдруг заболел. Он лежал три дня с высокой температурой и все время выкрикивал:

– Не делайте этого, прошу Вас! Господи, прости им, не ведают, что творят!

И он начинал метаться по кровати. Когда у него спрашивали, что не надо делать, он только отвечал, что это великий грех. Затихал на секунду, а потом все начиналось заново. Признаков заболевания пульс, язык и дыхание не показывали. Пригласили профессора, он ночь провел у постели страдающего, другого объяснения у него не было. Утром мальчик пришел в себя. В глазах его был ужас.

– Что случилось, Боренька?

– Они!.. Они!.. Они взорвали Храм Христа Спасителя! – сказал мальчик, рыдая, бросился в объятья. Такого ответа профессор не ожидал. Прижав детскую головку к своей груди, поцеловав ее в макушку, он сказал:

– Ты как себя чувствуешь? Давай, оденься, и мы сходим, полюбуемся этим золотоглавым великаном.

Вообще-то, приют был закрытое заведение, и если кто-то покидал территорию, то уже никогда сюда не возвращался. Доктор сделал звонок Сталину и попросил исключения для маленького пациента, сказав, что это важно. Получив «добро», они уехали гулять по Москве на час. Мальчик внимательно смотрел в окно машины. Все ему казалось знакомым с детства, все было родное до боли. Сердце сжималось от вида руин, хаоса в который превратили столицу. Они подъехали к храму, там стояло оцепление. Начальник подошел к ним, профессор отозвал его в сторону и минуты две о чем-то говорил, потом подошли к Борису.