Эдуард Шюре - Великие посвященные.Очерк эзотеризма религий

Моисей, законодатель Израиля, сделавший единого Бога краеугольным камнем всего; науки, общественного закона и всемирной религии, вдохновением своего гения постиг, что только в победе этой идеи будущность человечества. Чтобы ее сохранить, он написал свою Книгу иероглифами, построил Ковчег из золота, создал Народ среди зыбучих песков пустыни.

Над этими живыми свидетелями идеи духовности, проносился — по воле Моисея — огонь с небес и гремели страшные грозы. Все соединилось против них: не только Моавитяне, Филистимляне, Амаликитяне и все народности Палестины, но сами иудеи со своими страстями и слабостями. Книга его перестала быть понятной для духовенства, Ковчег был захвачен врагами, а Народ сотни раз был уже готов забыть свою идею.

Почему же идея Моисея осталась живой, не смотря ни на что, почему сохранялась она запечатленная огненными буквами на челе и в сердце Израиля? В чем тайна этой исключительной устойчивости, этой неизменной верности, несмотря на все невзгоды бурной истории, наполненной катастрофами — верности, которая придает Израилю его единственный лик среди других народов?

Чудо это совершено пророками и той эзотерической школой, которая воспитывала пророков. Со времен Моисея и до самого уничтожения иудейского царства, Израиль всегда, во все эпохи своей истории, имел своих пророков (Nabi), передававших устный предания друг другу. Но самый институт пророков появляется в первый раз в организованной форме при Самуиле.

Самуил основал братства (Nebiim), эти школы пророков, которые возникали перед лицом зарождающегося царства и уже склоняющегося к упадку священства. Он сделал из них суровых охранителей эзотерического предания и всемирной религиозной идеи Моисея от притязаний царей, для которых первенствующее значение получила политическая идея и национальная цель.

В этих братствах действительно сохранились остатки науки Моисея, священная музыка с её могучим ритмом, оккультная медицина и, наконец, искусство прорицания, которое у великих пророков достигло такой высоты и мощи.

Дар прорицания существовал под самыми разнообразными формами у всех народов древнего цикла, но нигде не достигал он такой власти над духом, как в монотеизме Израиля. Пророчества, объясняемые теологами как непосредственное общение с личным Богом, отрицаемые натуралистической философией как чистое суеверие, в действительности — ни что иное, как выражение мировых законов божественного Разума.

"Общие истины, управляющие миром, — говорит Эвальд в своей прекрасной книге о пророках, — иными словами мысли Божия — неизменны и совершенно независимы от колебаний материальной жизни, от воли и деятельности человека. Человек призван участвовать в них, понимать их и воплощать в своей жизни. И только благодаря этому сможет он достигнуть своего истинного назначения.

Но, чтобы Глагол Духа мог проникнуть в человека, облеченного плотью, необходимо, чтобы он был потрясен до глубины великими историческими переворотами. Только при таком условии вечная истина прорывается наружу, подобно вспыхивающему свету. Вот почему в Ветхом Завете так часто упоминается, что Иегова — Бог живой.

Когда человек внимает божественному призванию, в нем возникает новая жизнь, в которой он не чувствует себя более одиноким, ибо он соединился с Богом и с правдой Его. В этой новой жизни его мысль отождествляется с мировой волей. Он обладает ясновидением настоящего и полнотой веры в конечное торжество божественной Истины. Так чувствует пророк, тот, кого неудержимо влечет проявить себя перед людьми как посланника Божьего. Его мысль становится видением, и эта высшая сила, властно вырывающая истину из его души, разбивая иногда самую душу, и есть дар пророчества. Пророчества появлялись в истории как вспышки молнии, внезапно освещавшие истину".{4}

Вот источник, из которого гиганты, подобные Илии, Иезекиилю и Иеремии, черпали свою силу. В глубине своих пещер и во дворцах царей они были истинными стражниками Вечного. Часто они предсказывали с полной точностью смерть царей, падение царств, кару Израиля. Но иногда, хотя и зажженный от света божественной Истины, пророческий факел колебался и тускнел в их руках, благодаря дуновению народных страстей. Но никогда они не ошибались относительно нравственных истин или истинного призвания Израиля, относительно конечного торжества справедливости в жизни всего человечества.

Как истинные «посвященные», они проповедовали недостаточность одного внешнего культа и требовали уничтожения кровавых жертв, очищения души и милосердия. Дивной красоты достигают их видения, когда они говорят о конечной победе единобожия, о его освобождающей и примиряющей роли для всех народов.

Никакие страшные бедствия, вплоть до нашествия иноплеменных и массового пленения Вавилонского, не могли поколебать в них эту веру. После слушайте Исаию во время вторжения Сенахерима:

"Возвеселитесь с Иерусалимом и радуйтесь о нем, все любящие его! Возрадуйтесь с ним радостью, все сетовавшие о нем, ибо так говорить Господь: вот, Я направлю к нему мир как реку, и богатство народов, как разливающийся поток, для наслаждения вашего; на руках будут носить вас и на коленях ласкать. Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас, и будете утешены в Иерусалиме… Ибо Я знаю деяния их и мысли их; и вот, приду собрать все народы и языки, и они придут и увидят славу Мою".{5}

Только в наши времена — пред гробницей Христа — эти видения начинают осуществляться; но кто может отрицать их пророческую правду, вдумываясь в ту роль, которую Израиль сыграл на сцене мировой истории?"

Не менее чем вера в будущую славу Иерусалима, в его нравственное величие и в его религиозную всемирность, непоколебима у пророков и вера в Спасителя или Мессию, все пророки говорят о Нем. Исаия видит Его особенно ясно и так рисует его своим смелым языком:

"И произойдет отрасль от корня Иессеева и ветвь произрастет от корня его; и почиет на Нем Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия; и страхом Господним исполнится, и будет судить не по взгляду очей Своих и не по слуху ушей Своих решать дела. Он будет судить бедных по правде и дела страдальцев земли — решать по истине; жезлом уст Своих поразить землю, и духом уст Своих убьет нечестивого".{6}

При этом видении мрачная душа пророка утихает, подобно небу, освободившемуся от грозовых туч, и подлинный образ Галилеянина возникает перед его внутренним взором:

"Он взошел перед Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лицо свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на себя наши немощи и понес наши болезни, а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились… Он истязаем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца веден был на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих".{7}