Эра Рок - Тринадцать полнолуний

— Нет, ни с кем из вас я не хочу расставаться, — Людвиг снова сел на своё место и протянул руки своим подругам, — пусть я покажусь вам эгоистом, но поверьте, так будет лучше. Я всегда был вашим прикрытием, без меня вы пропадёте. Вы не сможете жить вместе, а врозь, у вас мало шансов на успех. Поэтому, нужно уйти именно вместе. Дайте мне руки, я поделюсь с вами силой, чтобы вам было не так страшно. Возьмитесь друг друга за руки, а другие протяните мне. Ну, же, быстро, руки сюда!

Крикнул Людвиг, сжав зубы. Обе девушки вздрогнули и торопливо выполнили его приказание.

— Мой господин, что вы задумали? — Жермина сидела с такой прямой спиной, казалось, что её позвоночник может вот-вот лопнуть от напряжения, — неужели ничего нельзя изменить? Разве вашего умения не хватит спасти всех нас?

Людвиг смотрел в одну точку на столе и не поднимал глаз на девушек.

— Да что происходит?! В конце концов, вы можете объяснить мне? — взвизгнула Ядвига.

В отличие от Жермины, которая догадалась о чём-то, она совершенно ничего не понимала и уже начала злиться. Ей стало невыносимо тоскливо и, больше того, страшно до такой степени, казалось, даже волосы стали шевелиться. Вид Людвига, недосказанность, его, какая-то непонятная тревога и заметное волнение пугали её. Она сжала ладонь Людвига.

— Судьба не любит и не позволяет с ней спорить. Даже Иисус Христос просил отца своего изменить предначертанное. Так на что можем рассчитывать мы? Ходь господь и последняя инстанция, но переменит ли он своё решение о наших судьбах? Наш отец и покровитель Люцифер, но и он не всемогущ. Над ним стоит его отец, тот который сотворил всё небесное и земное. Ему под силу соеденить миг и вечность и он изявил желание руками своего последователя лишить нас телесной оболочки, увы, помощи ждать нам не откуда, — от большого внутреннего напряжения Людвиг говорил тихо, но чётко выговаривая слова, — советую вам вспомнить слова хоть какойнибудь молитвы.

— Милый, что тебя беспокоит? Я с тобой, твоя Ядвига рядом, а значит, нам ничего не грозит. Мы такая сила, всё сможем перевернуть. Успокойся, я…

Но договорить она не успела. Появившись из ниоткуда, над центром стола появился светящийся шар, размером сжавшегося в клубок ежа. Он был похож на это животное ещё тем, что словно ощетинился тонкими лучиками, как иголочками. Все трое, оцепенев от неожиданности, не признеся ни слова, уставились на шар. Ядвига почувствовала, как задрожала рука Людвига, как он больно сжал её руку и улыбнулся, вернее, оскалился, словно дикий зверь перед опасностью. А шар, тем временем, начал медленно вращаться вокруг своей оси. Его вращение ускорялось с каждой секундой, начал нарастать какойто неприятный, режущий слух звук. Зрелище притягивало взор, гипнотизировало, не давая зрителям шевельнуться. Ядвига попыталась зажмуриться, чтобы согнать наваждение, но веки словно приклеелись к глазницам.

— Вот и всё, — голос Людвига был еле слышен.

— Нет, — выдохнула Жермина, — я не хочу, я не хочу так!! Я только начала жить!!!

Ядвига, почувствов, как Жермина стала вырывать свою руку, всё поняла. Онемела от догадки, перехватило дыхание и страх, дикий страх сковал сердце. Гипноз шара не давал повернуть голову, послушными остались только глаза и Ядвига посмотрела на Людвига. Его лицо было похоже на маску, не дрогнул ни один мускул. Словно облитое парафином, оно было безжизненно застывшим. Комок в груди Ядвиги сдавил дыхание, мгновенно, перед глазами промелькнула их первая встреча, ночи любви и нежности. Ей стало невыносимо жалко себя, его, Жермину, жаль эту жизнь, которая была такой интересной. Но напряжённая рука её любимого и, ставшая липкой от страха, рука Жермины, первой догадавшейся о том, что происходит, не оставляли никаких надежд на спасение. И Ядвига, вдруг… успокоилась. Она даже попыталась улыбнуться, но тщетно, она не владела ни своим телом, ни лицом. Говорить и мыслить — единственное, что им осталось на пороге смерти.

— Я с тобой, милый, рядом. Мне ничего не страшно, пока я чувствую тебя, твою силу, — как смогла веселее сказала Ядвига и перевела взгляд на Жермину, голос стал жёстче, — перестань дёргаться, как была трусливой челядью, так ей и осталась. Возьми себя в руки.

Мгновения, отпущенные им для последнего разговора, кончились. С шаром, который будто слушал их всё это время, стало происходить что-то загадочное. Он вспыхнул ещё ярче, на его поверхности начали появлятся то впадины, то выпуклости, множество оттенков цветов высветились ослепительным светом. Он прекратил вращение и выстрелил тремя лучами в направлении троих сидящих людей. Каждый луч пронзил своего подопечного в середину лба, потом прошёл по грудной клетке и остановился в области сердца, выжигая плоть вокруг. Сидящие, в мгновение ока, сгорели заживо.

Юлиану давно не составляло труда выходитьастральным телом, а в таком состоянии возбуждения и трепета подавно. Астральное перемещение хорошо тем, что в мгновение ока можно оказаться хоть где от того места нахождения физической оболочки.

Астрал Юлиана уже стоял в огромной комнате дома, в котором творили свои деяния три зловещие и коварные сущности. Доктор обходил комнату за комнатой, но дом был пуст. Даже многочисленная прислуга, скользящая по дому как тени в присутствии хозяев, словно испарилась. Юлиан был озадачен, но что-то ему подсказывало, те, кого он искал были в доме. Высота особняка подразумевала наличие подвального помещения. «Скорее всего они именно там» догадался Юлиан. Спустившись по крутой лестнице вниз, он прошёл сквозь массивную резную дверь из чёрного дуба.

Это была огромная комната. Убранство помещения говорило само за себя. Разрисованные пентаграммами стены, чёрные свечи в бронзовых подсвечниках в форме хвостатых чудовищ, множество предметов культа сатаны для совершения ритуалов. Было очевидно, хозяева дома любили бывать здесь. Именно здесь они и нашли свой последний приют, среди привычных вещей. Посреди комнаты, на толстой шкуре с длинным мехом, стоял трёхугольный стол, на каждом углу было по стулу с высокими спинками. Спинки было отчётливо видно потому, что на них, в естественной для сидящего человека позе, было то, что осталось от хозяев зловещего дома на окраине города. Обуглившиеся тела застыли в неподвижности смерти. Юлиан смотрел на дело рук своих со странным ощущением полного безразличия. Он не испытывает ни радости, ни удовлетворения, ни сожаления, ни страха, словно был простым очевидцем трагедии, не имеющей к нему никакого отношения. В том, что это были именно те, на которых распространялся его гнев, он не сомневался ни на минуту. Он нисколько не раскаивался в содеянном и это наводило его на размышления о правомерности своего поступка.