Сергей Шуляк - Вопросы священнику

Что касается самого доклада, то было бы ошибкой предложенный текст назвать исследованием, ибо научная работа однозначно предполагает поиск истины и творческий подход к еще нерешенной проблеме. Н.Д. Успенский же уже до начала работы имел негативный взгляд. Все его усилия свелись к тому, чтобы «подтвердить» свою точку зрения на историческом материале. Из огромного массива свидетельств о чуде Благодатного огня он нашел несколько высказываний, которые, как ему показалось, подтверждают его позицию. Десятки весомых свидетельств в пользу чуда автор просто проигнорировал. Такой метод несовместим с наукой. Легко увидеть приемы, к которым автор нарочито прибегает. Что касается «исследования» Успенского, то его значение сводится к нулю, так как он никогда не был в Иерусалиме и никогда не присутствовал во время схождения Благодатного огня в храме Гроба Господня. Если в каком-то месте в природе происходят ежегодно какие-то необычные явления, а физик никогда там не был, то можно ли сказать, что он «детально исследовал данный вопрос»? Такого физика засмеют коллеги.

О предвзятом отношении Н.Д. Успенского к этому чуду говорит эмоционально сформулированный в начале речи вопрос: «Было бы дерзостью и непочтительностью по отношению к Богу ежегодно ожидать от Него знамения».

А как же Овчая купель? Люди ежегодно ждали чуда. «Ангел бо Господень на всяко лето схождаше в купель и возмущаше воду: и иже первее влазяше по возмущении воды, здрав бываше, яцем же недугом одержим бываше» (Ин. 5: 4). Разве «дерзость и непочтительность по отношению к Богу» то, что мы ежегодно в одно и то же время (праздник Крещения Господня) ждем великого освящения воды? Чудо это по своей значимости вполне сопоставимо с чудом схождения Благодатного огня в Великую субботу.

Один из приемов автора состоит в том, чтобы выявить расхождения в исторических сообщениях об этом чуде и этим обесценить свидетельства. Он цитирует игумена Даниила, который не видел ни голубя, ни молнии но «тако невидимо сходит с небеси благодатию Божиею и вжигает кандила в гробе Господни». После этого Н.Д. Успенский прибавляет: «Заметим, что игумен Даниил путешествовал ко Гробу Господню в 1106-1107 гг.» Однако и после него в письмах наших паломников встречаются подобные заявления о тех образах, в каких появляется Благодатный огонь, – заявления, противоречащие самим себе, где этот огонь представляется и сходящим «аки солнце» и распространяющимся по доске Гроба Господня «аки молния», воочию для всех молящихся. Так, например, в «Пути» иеромонахов Макария и Селивестра, паломничествовавших в 1704 году, читаем: «В Великую субботу о девятом часе огнь сходит с неба невидимо в кандилы, и уже сам огнь загорится и тотчас внидет в знамение Божие, с небеси приидет огнь аки солнце над гроб Божий, и от той лучи загорится кандило; и узревши вси людие Божии сошедшую с небеси благодать над Гробом Господним во огненне образе, огню ходящу по Гробу Господню по досце мраморной всякими цветы с небеси, что молния, и видевшее вси людие, возрадуются великою радостию зело о таковом человеколюбии Божием».

Если бы у автора доклада был бы научный подход, то он допустил бы разнообразие формы одного и того же явления в разные годы. Паломник В.Я. Гагара, которого мы уже цитировали, рассказывает: «И как пробило 11 часов, и над маковицею тоя великия церкви с небес возгреме гром трикраты, и греки и арапы начаша велегласно глаголати: агиос, агиос, агиос, а по-нашему есть: свят, свят, свят Господь Саваоф, и они начаша креститися. По том же грому прилетели 3 голуби сизы и сели 3 голуби те на той проломной маковице: един сел от востоку, а вторый сел от полудни, а третий з западу. И митрополит перекрестяся, и пойде в тот приделе, и бысть тамо много времени».

Затем Н.Д. Успенский прибегает к такому приему. Он берет Святогробский типикон 1122 года, в котором содержится чинопоследование, отражающее богослужебную практику иерусалимского храма Воскресения того времени: «Народ непрерывным голосом взывает: “Господи, помилуй”. Потом патриарх с его окружающими входит во святой Гроб, падает трижды ниц и молится и просит (Бога) о себе и о людях. Тогда возжигает от святого света и дает архидиакону, а архидиакон – народу». Это древнее свидетельство о чудесном огне драгоценно, поскольку не является лишь наблюдением паломника. В силу того, что чудо является ежегодно повторяющимся, о нем говорится даже в местном типиконе. Поскольку обычно в уставных книгах свет лампады не называется святым светом , то у любого непредубежденного человека будет однозначное объяснение. Однако Успенский, поставивший критическую цель, прибегает к извилистой логике. Он берет более ранние уставные книги (Латальскую рукопись начала IХ в. и Кальскую рукопись конца X или начала ХI в.) и подробно цитирует их. Поскольку в этих рукописях не упоминается о святом огне, а сказано: «Воздает лобзание священникам и диаконам, благословляют свечи и зажигают лампады», то автор неожиданно делает вывод: «Простой и ясный ответ на недоуменные слова Святогробского типикона “тогда возжигает от святого света”.

Для такого утверждения нет абсолютно никаких оснований. Если бы речь о трех вариантах одного рукописного текста, то тогда бы возникла исследовательская проблема: почему могло возникнуть расхождения и какой вариант является наиболее авторитетным? Но речь идет о совсем разных текстах разного времени. Сам автор это признает: «Между этими укописями и Святогробским типиконом 1122 года есть много различий. Так, если по Святогробскому типикону обряд святого огня совершался в центре вечерни, после чтения паремий, то по Латальской и Кальской рукоаисям – до начала вечерни. Второе. По Святогробскому типикону обряду святого огня предшествовал обряд омовения лампад и приготовления их; ни Латальская, ни Кальская ркп. такого отдельного обряда не знают. По Латальской рукописи, клирики, придя в храм при закрытых его дверях, “зажигают свечи”, а по Кальской “заготовляют три кадильницы”. И это приготовление к чину таким образом непосредственно примыкает к последнему. Третье. По Святогробскому типикону все три каждения совершаются молча, и самый обряд получения святого огня сопровождается тайной молитвой патриарха, с тремя поклонами, под многократное пение “Господи, помилуй”. По Латальской и Кальской рукописям, обхождение сопровождается пением псалма, ектенией и чтением молитвы. Четвертое. По Святогробскому типикону во время обряда в храме присутствует народ, и для принятия святого огня патриарх и клир уходят внутрь кувуклия, а по Латальской и Кальской рукописям, обряд совершается в отсутствие народа и патриарх не входит за святым огнем в кувуклий, а в самом храме “благословляют свечи и зажигают лампады”».