Филип Янси - Где Бог когда я страдаю?

На глазах у подростка Визеля в печь отправили его мать и младшую сестру. Потом погибла вся его семья. Он видел младенцев, проткнутых штыками, повешенных детей. Он видел, как узники убивали друг друга за кусок хлеба. Сам Эли избежал смерти чудом — его спасла административная ошибка. В своих книгах Визель постоянно возвращается к тем бессмысленным трагедиям, свидетелем которых он был.

В предисловии к книге «Ночь» лауреат Нобелевской премии Франсуа Мориак описал свою первую встречу в Визелем:

«Тогда я понял, что сразу привлекло меня в этом молодом израильтянине: он мне напомнил Лазаря — восставший из мертвых, но все еще пленник зловещей тюрьмы, в которой он томился, окруженный истлевшими трупами. Для него вопль Ницше «Бог мертв» стал реальностью. Бог любви, нежности, утешения, Бог Авраама, Исаака и Иакова исчез навечно под пристальным взглядом этого мальчика. Он растворился в дыму холокоста, организованного Нацией, возведшей себя в ранг идола. И сколько благочестивых евреев похоронили в те годы Бога!

Думали ли мы когда–нибудь о последствиях того ужаса — пусть не столь очевидных и страшных, но наихудших для верующего — о смерти Бога в душе ребенка, который нежданно столкнулся с абсолютным злом?»

Временами мне хочется согласиться с Визелем, ошеломленным человеческой трагедией. Как можно начать жизнь сначала, став свидетелем таких зверств? Можно ли вернуть былой смысл словам «надежда», «радость», «счастье»? Кто осмеливается говорить о том, что страдание формирует характер?

Прочитав «Ночь» и несколько других книг Визеля, я взялся за «Убежище» Корри Тен Бум. Условия жизни в лагере, описанные Корри, были уже мне знакомы. Сама Корри — не еврейка. Она родилась и жила в Голландии. Вместе с родными она укрывала евреев, за что и была арестована. Ее с сестрой и отцом отправили в лагерь Равенсбрюк. Как и другие узники, она испытала побои и издевательства, видела, как в печах исчезают люди. На глазах Корри умерла сестра. Корри узнала, как оскверняются добродетели в мире абсолютного зла. В своих книгах она поднимает те же вопросы, что и Визель. Временами ее обращенные к Богу слова полны гнева.

Но в книге «Убежище» есть и другая интонация, отсутствующая у Визеля: книга проникнута надеждой и торжеством. В историю Корри вплетены рассказы о маленьких чудесах, о радости, которую доставляло чтение Библии и пение псалмов, о проявлениях милосердия и самопожертвования. Испытания не убили веру сестер в любящего и заботливого Бога. Вот слова самой Корри: «Как бы ни была глубока пропасть, Божья любовь глубже».

Должен сознаться: я всем сердцем разделял веру Корри в любящего Бога, но мне казалось, что ее книги не столь глубоки, как книги Визеля. В его книгах было нечто такое, что пробуждало во мне какую–то сумрачную силу, которая отнимала у меня надежду, рождала безысходность.

Сам Визель писал о своем сомнении, как об акте освобождения: «Я был обвинителем, а Бог — обвиняемым. Мои глаза были широко открыты, но я был один — совсем один в мире, где нет ни людей, ни Бога, ни любви, ни милости. Я выгорел дотла — в душе остался один пепел. И все же я ощущал себя сильнее Всевышнего, с Которым так долго была связана моя жизнь». И какой–то внутренний голос нашептывал мне: стань на сторону Визеля, будь обвинителем, отбрось оковы веры.

Лишь одно удерживало меня — по иронии судьбы, это была мысль самого Визеля, открывшаяся мне в одной из рассказанных им историй. Он описывает случай, произошедший в концлагере Буна, который убил его веру в Бога. Визелю было тогда пятнадцать лет.

В лагере обнаружили тайник с оружием, который принадлежал одному голландцу. Голландца тут же отправили в Освенцим. Но остался его помощник — молоденький парнишка. Его пытали. Визелю запомнилось лицо паренька — чистое, красивое, еще не имевшее на себе следов лагерной жизни, «лицо печального ангела». Паренек не рассказал эсэсовцам ничего. Его приговорили к смерти вместе с двумя другими заключенными, у которых тоже нашли оружие.

«Однажды мы вернулись с работы и увидели на плацу три виселицы — три черных ворона. Обычное дело: перекличка, вокруг — эсэсовцы с автоматами наперевес. Трое приговоренных в цепях, и один из них — «ангел с печальными глазами».

На этот раз эсэсовцы суетились и тревожились больше обычного — повесить мальчика на глазах у тысяч заключенных было не так просто. Начальник лагеря зачитал приговор. Глаза всех были устремлены на паренька — тот был бледен, но почти спокоен, только кусал губы. Тень от виселицы падала прямо на него.

Лагерный палач на этот раз отказался от своей привычной роли. Вместо него действовали два эсэсовца. Трое приговоренных встали на табуреты. На три шеи одновременно набросили веревки.

«Да здравствует свобода!» — прокричали двое взрослых. Мальчик молчал.

«Где же Бог? Где Он?» — выдохнул кто–то позади меня.

По сигналу начальника из–под осужденных выбили табуретки. Гулкая тишина повисла над лагерем. Солнце садилось.

«Шапки долой! — скомандовал хриплым голосом начальник лагеря. Мы плакали. — Надеть шапки!»

Потом мы колоннами шли мимо виселиц. Двое взрослых были уже мертвы — почерневшие распухшие языки, вывалились изо рта наружу. Третья веревка все еще подергивалась — в легком теле парнишки теплилась жизнь…

Более получаса он умирал на наших глазах в мучительной агонии. И мы должны были смотреть ему в лицо. Когда я проходил мимо виселицы, мальчик был еще жив — язык еще не почернел, глаза не закатились. За спиной я услышал тот же голос: «Где же сейчас Бог?»

Ответ прозвучал внутри меня: «Где Он? Он — здесь, на этой виселице».

За ужином у супа был привкус смерти».

В этом лагере Визель утратил веру в Бога. Его Бог болтался на виселице. Он умер там безо всякой надежды на воскресение. Но в этом мучительном эпизоде для меня открылся ответ на вопрос: «Где был Бог?» Голос, прозвучавший в душе Визеля, не солгал: в определенном смысле Бог и в самом деле висел вместе с парнишкой. Бог не избавил Себя от страданий: на Голгофе Он висел на кресте и медленно умирал. И это обстоятельство дает мне основание верить в любящего Бога.

Бог не сидел, уютно устроившись на небесах и закрыв уши, чтобы не слышать воплей и стонов, доносящихся с нашей охваченной страданием планеты. Он стал одним из нас. Он живет в угнетенном народе — народе Эли Визеля, когда тот бедствует и страдает. Он стал безвинной жертвой жестоких и бессмысленных пыток. В минуту наивысшей муки Божий Сын возопил, как кричали многие узники лагерей: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мф 27:46).

В Иисусе Христе, Сыне Божьем, сошедшем на землю, воплотилось все, что я пытаюсь сказать о страдании. Как и Его предшественник, безвинный страдалец Иов, Иисус не получил ответа на Свое «Почему?». «Для чего?» — раздался вопль с креста. Ответом было молчание. Но и тогда Иисус остался верен молчащему Отцу. Он уповал на то благо, которое должно было принести Его страдание — искупление человечества.