Филип Янси - Много шума из–за церкви…

Мы на себе испытали Божью благодать. Мы хотим нести ее другим, нести даром, ничего не требуя взамен. Именно такова она — благодать. Я теперь знаю: церковь может быть новым путем, радикально отличающимся от мирского, противоречащим мирскому, но несущим надежду. Именно поэтому церковь стоит любых наших усилий.

Очень скоро я заметил, что церковь ЛаСаль — церковь непростая. Придя в самый первый раз, я нашел свободное местечко рядом с чернокожей женщиной средних лет. Она была с тринадцатилетней дочкой. Когда мы встали, чтобы петь гимны, девочка оглянулась вокруг, широко улыбаясь. Мы вежливо улыбнулись в ответ. Она не сводила с нас взгляда — улыбка протянулась от уха до уха. Это была странная девочка. Возможно, не совсем здоровая. На четвертом куплете гимна она нагнулась, ухватилась за подол своего платья и подняла его высоко над головой, показав всем, что под ним было. Добро пожаловать в церковь!

В течение следующих нескольких лет мы привыкли к неожиданностям. Однажды во время богослужения какой–то мужчина профессиональным крученым ударом послал мяч прямо в пастора, который молился над хлебом и вином причастия. Хорошо, что пастор вовремя открыл глаза и успел увернуться от удара. В другое воскресенье какой–то пьяница осушил всю чашу для причастия, видимо, не подозревая, что в ней виноградный сок, а не вино. На причастии мы используем сок вместо вина. А как–то уличная нищенка — на ней, как на капусте, было надето множество юбок — забрела во время проповеди на сцену и начала громко рассказывать священнослужителю о том, что в магазинах обнаружили партию отравленного молока.

Как–то в церкви рядом со мной уселась женщина лет пятидесяти, одетая в красивую шелковую блузу и юбку из жатого вельвета. В ушах у нее были бриллиантовые сережки, волосы гладко зачесаны назад. Мне и в голову не пришло, что с ней что–то не в порядке. И вдруг она разразилась смехом. Был адвент — шли четыре предрождественские недели. Каждую неделю мы зажигаем в церкви по свече. Оказалось, что старичок случайно зажег не ту свечу! Он, должно быть, услышал смех и обернулся.

— Простите сердечно, — пробормотала дама. — Я тут увидела хорошенькую розовенькую свечечку и глаз от нее не могла оторвать — я сущее дитя!

Дама нагнулась ко мне и попросила объяснить смысл полусгоревшей фиолетовой свечи. Я тщетно попытался рассказать ей о традиции предрождественских свечей.

— Нет, так нельзя, — уверяла она меня. — Обгоревшие свечи нужно сразу выбрасывать!

Во время богослужения женщина не переставая делилась со мной своими впечатлениями. Она расхохоталась, когда пастор преломил хлеб причастия:

— Неужто он не знает, что вафли вкуснее!

Она отпускала шуточки о людях, шедших к причастию:

— Идут вереницей, как зомби. Почему они так напряжены?

Когда врач–прихожанин объявил об организации группы помощи больным СПИДом, дама возмутилась:

— Отвратительно — говорить о СПИДе в церковных стенах!

А когда пастор во время проповеди упомянул одно из имен Бога — Яхве, моя соседка совсем разволновалась:

— До чего старомодно звучит! Неужели он сам этого не понимает!

После богослужения, запахивая норковую шубу, дама представилась:

— Вики. — И добавила: — Ни разу в жизни не была в такой смешной церкви. Здесь у вас так весело! Только почему никто не смеется?

Я постарался рассказать ей о нашей церкви. Но лишь позже я понял, что вопрос Вики был очень уместен.

Церковь ЛаСаль стоит в центре города. Из нее не прогоняют бедняков, бездомных, психически больных. В ней не боятся людей, которые могут помешать богослужению. За годы ее посещения я понял: Божье присутствие в этом хаосе чувствуется ничуть не слабее, чем в церквях богатых кварталов, где все расписано и просчитано. Юджин Петерсон как–то заметил: чтобы создать церковь, нужно смешать таинство и сумятицу в равных частях.

Читая послания апостола Павла коринфской церкви, я думаю о городских церквях, подобных лаСальской. В Коринфе тоже царил хаос. Из писем становится ясно, кто ходил в ту церковь: еврейские купцы, цыгане, греки, проститутки, идолопоклонники. Ни одна другая книга Библии не отражает столь резких перепадов в настроении автора. Павел выступает против раскола в церкви, клеймит инцест, требует, чтобы вечеря Господня не превращалась в пирушку. Читаю о Коринфе — и моя церковь кажется мне скучной.

Многие ученые сходятся во мнении, что 1 Послание к Коринфянам — самая ранняя по времени написания книга Нового Завета. Первые несколько глав показывают: апостол старается понять, что такое церковь. Павел никогда не задавал себе подобного вопроса об иудаизме: культура, религиозная традиция, национальность верующих, даже порядок богослужения — все это придавало религии четкие формы. Но что такое христианская церковь?

Какой представляет ее Бог? Ответ на такой вопрос нелегко найти, особенно если перед глазами — неуправляемая коринфская церковь. Прошло двадцать веков. Ответ на этот вопрос до сих пор неясен.

1 Послание Павла к Коринфянам отражает неуверенность апостола. Чувствуется, что ему не хватает слов. «Вас возрастил Бог», — говорит апостол в главе 3 и поясняет свою мысль: «Я, Павел, всего лишь сеятель. Поливать будет другой. Но вы все же — Божье строение. Точно, Божье строение. Я положил основание, кто–то другой возведет стены. Нет, лучше будет сказать, что вы — храм. Вы — здание, вмещающее Бога. Да–да! Только подумайте: Бог живет в вас, Своем священном храме!»

«Поле, строение, храм… Павел, реши же наконец, что ты хочешь сказать!». Именно такая мысль приходит мне в голову, когда я читаю вереницу сравнений, приведенных апостолом. В этом же ключе он пишет вплоть до главы 12. И наконец–то в ней он находит то сравнение, которое так напряженно искал. Церковь — Тело Христово! Тут тон автора меняется. Это уже не личное письмо. Глава 13 — это шедевр художественной прозы.

Мне кажется, что 1 Послание к Коринфянам показывает ход мыслей Павла. Он думал вслух, стараясь рассказать всем, что это за вещь такая странная — церковь. Каждое новое сравнение помогает увидеть церковь в ином ракурсе. Последнее сравнение — Тело Христово — оказывается самым точным. В течение целой главы Павел размышляет о параллелях между телом физическим и духовным строением. В своих посланиях он более двух десятков раз возвращается к этому сравнению.

Я писатель. Мне близок и понятен стиль, в котором Павел писал эти главы. Мне самому часто приходится искать нужное слово, сравнение. Я экспериментирую, отсеиваю ненужное, ищу и вдруг нахожу слово, которое подходит идеально. Какое чувство облегчения я при этом испытываю!