Филип Янси - Разочарование в Боге

Библия ставит репутацию Бога в зависимость от Его способности одолеть зло и восстановить небо и землю в их изначальном совершенстве. Если б не это упование, можно было бы и усомниться в любви Бога и Его всемогуществе [69] Испанский мистик Мигель де Унамуно в беседе с крестьянином высказал предположение, что Бог существует, но рая нет. Подумав, крестьянин возразил: «Тогда на что нужен Бог?» . Пророческие видения о мире и справедливости до сих пор не сбылись. Мечи не перекованы на орала. Смерть, с новыми уродливыми масками — СПИД, рак — по–прежнему пожирает людей. Ее же не одолеет никто. Кажется, будто торжествует зло, а отнюдь не добро. Но Библия призывает нас смотреть вперед, отрывая взгляд от мрачной реальности, в сияющую вечность, где Царство Божье пронизывает истиной и светом небо и землю.

Небеса — последний, заключительный и самый важный аргумент в разговоре о разочаровании в Боге. Только на небесах окончательно разрешится загадка о сокрытости Бога. Там впервые человек сможет предстать перед Богом лицом к лицу. Терзаясь в мучениях, Иов каким–то образом сохранил веру: «и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его». Это пророчество сбылось не только для Иова, но и для всех нас.

Многим людям трудно даже вообразить себе такое грядущее. По словам Чарльза Уильямса, «наш земной опыт заставляет нас всегда ожидать от блага какого–то подвоха» [70] Чарльз Вильяме, «Образ города», 136. . Но, может быть, вместо того чтобы проецировать самих себя в непостижимое для нас будущее, нам следовало бы вглядеться в неосуществившиеся мечты, в свои нынешние разочарования?

Для беженца, как и для крестьянина, небо — это мечта о новой стране, о безопасном доме, о воссоединении семьи, о простых и насущных вещах — пище, чистой воде. Многие пророки обращались к народу–изгнаннику, а потому прибегали к столь понятным земным образам.

В какой–то мере каждый из нас хочет того же, чего хочет и изгнанник. Мир полон грязи и насилия. Его раздирают войны и алчность. Но внутри нас — внутри каждого из нас — сохраняется память о том мире, каким он мог бы быть. И мы никогда не забываем о том, какими могли бы быть мы в том мире. Отзвук этой мечты можно услышать и в лозунгах «зеленых», отстаивающих сохранение мира в его изначальном, нетронутом виде, и в речах борцов за мир, пытающихся избавить землю от войн, и на собраниях групп поддержки, которые помогают людям вернуть любовь в свои отношения с близкими. Вся красота и слава земная — это «запах неведомого цветка, отзвук неведомой песни, весть из неведомой страны» [71] К.С. Льюис, «Бремя славы», 5. .

Пророки утверждали, что подобные ощущения — не галлюцинация и не сон, а отзвук грядущего. У нас нет подробного описания грядущего мира. Нам никто не дает железных обещаний, что Бог исполнит Свои обетования, не подведет. Но проснувшись на новой земле, под новым небом, мы обретем наконец все, о чем томились. Неведомым, невероятным образом из дурной вести рождается Весть Благая — весть о добре «без подвоха». Небо и земля вновь станут такими, какими хотел их видеть Бог. Хеппи–энд все–таки наступит!

Отец фэнтези Джон Толкиен придумал новое слово для определения этой Благой Вести — «эукатастрофа», «благая катастрофа». И один из эпизодов трилогии «Властелин колец» хорошо передает эту его идею:

— Всех ужасов, что ли, будто и не было? Да что вообще случилось? — спросил Сэм.

— Рассеялась Тень, нависавшая над миром, — сказал Гэндальф и засмеялся, и смех его был как музыка, точно ручей зазвенел по иссохшей земле, и Сэм долго–долго слышал этот живительный смех. Он услышал в нем радость, нескончаемую и звонкую, звонче знакомых радостей. И расплакался. Слезы его пролились, словно весенний дождь, после которого ярче сияет солнце; он засмеялся и, смеясь, вскочил с постели.

— Как мои дела? — воскликнул он. — Да я уж и не знаю, как мои, а вообще–то, вообще… — он раскинул руки, — ну, как бывает весна после зимы, как теплое солнце зовет листья из почек, как вдруг затрубили все трубы и заиграли все арфы! [72] Пер. Муравьева B.C.

Всем людям, измученным болью, утратившим семью, впавшим в бедность, преследуемым страхом, — всем им, всем нам небеса сулят иные времена, более длительные, более реальные, чем наш земной срок. Это будут времена здравия, цельности, радости и мира. Если мы не верим в рай, то, как решительно говорит апостол Павел, считайте, причин для веры у вас нет. Если нет надежды оказаться на небесах, надежды нет вообще.

Библия отнюдь не пытается преуменьшить наше разочарование (сорок одна глава Книги Иова посвящена его страданиям, и лишь одна — примирению с Богом), но она поясняет, что все страдания — временные. То, что мы сейчас испытываем, мы не будем испытывать вечно. Само по себе разочарование — знак чего–то лучшего, признак томления по грядущему. Вера — это своего рода ностальгия, тоска по дому, в котором еще мы не побывали, но о котором неутолимо мечтаем.

«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло».

Итальянский писатель Умберто Эко рассказывает, как в возрасте 13 лет он отправился вместе с отцом на футбольный матч. Умберто не интересовался спортом. Сидя на стадионе, он рассеянно наблюдая за игрой, но отвлекся. «Я как бы издали следил за бессмысленными перемещениями людей по полю, я чувствовал, как стоявшее высоко в небе полуденное солнце окутывает все пронзительным светом. На моих глазах происходило космическое, лишенное значения действо… Тогда я впервые усомнился в существовании Бога и решил, что мир — вымысел, не имеющий цели» [75] Умберто Эко, «Путешествия в гиперреальность», 167–68. .