Николай Благовещенский - Среди богомольцев

Искушение афонские, по части женского пола, особенно усилились с тех пор, как к берегам св. горы стали приставать пароходы [20]. Ещё в то время, когда впервые пронесся слух, что на Афон будут ездить пароходы, монахи пришли в ужас и стали не на шутку опасаться за нарушение девственности горы. Опасение их сбылись. Дело в том, что на пароходах вместе с поклонниками подъезжают к Афону женщины, и хотя их не выпускают на берег, но все-таки они слишком близки к этому берегу и из монастыря можно их видеть. Толпы наших хожалок, отправляющихся в Иерусалим солунским путём, никак не могут взять в толк, что их боятся монахи и всячески выражают желание поклониться местной святыне. «Батюшки! голубчики! – кричат они во всю мочь, столпившись на пароходной палубе, – дайте хоть землицы-то афонской на память! Пришлите чёточек, родные!…» и т. п. Монахи прислушиваются к этим крикам и не знают куда деваться от искушений… Иной раз бабы долго стоят в виду монастыря, молятся, приходят в умиление и наконец затягивают визгливыми голосами: «под твою милость,» или: «о! всепетая мати!» – И зазвучит визг бабий над пустынными холмами Афона, самый воздух отравляется искушением и в страхе молятся отшельники, убегая в глубь своих келий…

Кроме этих случаев, нарушающих тишину пустынного Афона, бывают ещё другие, исключительные случаи, которые не легко обходятся местной братии. Мне особенно памятен один такой случай, да и на Афоне, я думаю, ещё многие помнят его. С парохода, вместе с прочими поклонниками, сошла на берег Руссика и жена капитана пароходного, женщина молодая и красивая. Одетая очень эффектно и окруженная толпою офицеров, она весело подошла к монастырским воротам. Ужаснулись монахи, увидев эту гостью; столпившись у ворот и пропустив несколько поклонников, они с угрозами захлопнули эти ворота перед самым носом красавицы. Муж её, конечно, рассердился, обещал жаловаться, но ему сказали, что устав афонский известен всему свету, что даже турки подчиняются ему, и капитан должен был притихнуть. Дама тоже обиделась таким невежливым приёмом и, назло монахам, решилась прогуляться по берегам Руссика. Под руку с каким-то франтом, она обошла кругом всего монастыря, освежилась афонскою водою, нарвала цветов и потом села отдыхать против ворот монастырских, лорнируя встречных монахов.

«Искушение! искушение!…» пронеслось из конца в конец по монастырю; отшельники взволновались; волнение и ожесточение было так велико, что многие взялись за камни и начальству стоило не мало труда успокоить и разогнать братию. Дама, вероятно, слышала весь этот шум, но не сошла с места, и, дождавшись своей компании, так же спокойно удалилась на пароход. Пароход уехал, но тем дело не кончилось. Демон соблазна совершенно овладел отшельниками, между ними появились раздоры, и некоторые после этого совсем не могли ужиться на Руссике и удалились в пустыню. Оставшиеся долго испытывали все муки плотской брани, которой не могли побороть ни крестом, ни молитвой…

Весть об этом происшествии быстро разнеслась по монастырям, скитам и кельям горы и весь Афон счел себя оскорблённым в лице Руссика. Все решили, что это дело не пройдет даром, что если Бог попустил женщине осквернить своим посещеньем гору, то это вследствие грехов монашеских, и потому ждали новой кары. Кара не замедлила явиться. Вскоре после этого случая, на Афоне, было сильное землетрясение, от которого более всех пострадал монастырь русский. Тогда все единогласно проговорили, что это гнев Божий карает Руссик за то, что он, из видов корыстолюбивых, приютил у себя мирские пароходы. Окончательно монахи успокоились только тогда, когда Бог послал проливной дождь и таким образом смыл пятно бесчестья с целомудренного Афона, уничтожив самые следы женщины, осквернившей святыню.

Знает ли эта особа, сколько тяжелого горя и слёз доставила она бедным отшельникам своим посещением Афона? Знает ли она, сколько ругани и искренних проклятий пало на её безвинную голову? Если не знает, так пусть лучше и не знает…

Другой случай подобного рода был при мне у монастыря Дионисиатскаго. Недалеко от этого монастыря пристал английский пароход, и какой-то лорд со своею супругою вздумали при этом прогуляться по берегу. Монахи, давно следившие за движениями парохода, встретили непрошенных гостей с камнями и дубинами в руках и едва не поколотили их. После такого недружелюбного приема лорд и леди поспешили скорее убраться, а в монастыре по этому случаю пели благодарственный молебен за скорое изгнание женщины. К общей радости монахов через несколько дней на Афон пришла весть, что этот пароход где-то разбился и леди по всем вероятностям потонула. Тут монахи ясно увидели перст Божий.

Наконец третий случай был в пристани Дафны. В этой пристани однажды ночью взорвало судно с грузом пороха и взрыв был так силен, что от 16-ти человек, ночевавших на судне, на другой день нашли в разных местах только две руки и ногу. По какому-то странному случаю от этого взрыва уцелела одна десятилетняя девочка, которую выбросило живую, хотя и раненную, близь монастыря Ксиропотамскаго. Монахи, конечно, узнали об этом происшествии и увидели в нём новое ухищрение демонское. После долгого совещания, они выбрали одного престарелого монаха и поручили ему вылечить девочку. Не знаю, чем лечил ее монах, только девочка в тот же день умерла. Труп ее сбыли на проходящее мирское судно, и самая память о ней сохранилась, может быть на несколько дней только в воображении искушающихся. А между тем она единственная женщина, которой пришлось умереть в царстве монашеском, на строго целомудренном Афоне.

Подобные происшествие резко пробуждают страсти афонские и ясно знакомят нас с тем жестоким воззрением на женщину, какое имеют местные монахи. В остальное время Афон сохраняет наружное спокойствие и тишину; борьба с плотью проходит внутренним путем, втайне, и редкий подметит те боли и скорби, с какою течет пустынная жизнь отшельника. Было бы несправедливо винить монахов за ожесточение и неприветливость к женщинам. Оно естественно. К этому побуждает монаха простое чувство самосохранения: он боится за самого себя и за своё загробное счастье, боится тех мучительных искушений, какие может возбудить в нем одно воспоминание о женщине и вот он ненавидит ее всей душою, и даже при случае готов повредить ей. Кого же винить в этом? Природу ли? силу ли демонскую, враждебную монашеству, или что другое?… Не знаю, читатель…

«Отречение от своей воли – верный путь к небу! Послушание паче поста и молитвы!» – Так говорят старцы общежительных монастырей в назидание постригающимся, чтобы заставить их отказаться от свободы и подчиниться во всем произволу игуменов и духовников. Большинство русских пришельцев спокойно выслушивает эти речи и довольно легко свыкается с безответностью пред чужой властью. Но для местных жителей такое рабство во имя Христа не легко и не всякий сможет его вынести. Иной постриженец, привыкший к полной самостоятельности в мире, никак не может свыкнуться со строгим формализмом монастырского устава: то пища ему не нравится, то духовник слишком строг, то келья тесна, и хотелось бы ему спасаться, как и остальная братие спасается, да сил не хватает… И вот он поживет несколько времени среди разных искушений, всё-таки усиливаясь приноровиться к общему складу братии, но потом покидает киновию и идет по Афону искать другого места, где бы удобнее было спасаться.