Николай Благовещенский - Среди богомольцев

Все почти поклонники вступают на землю афонскую, что называется, «сробевши,» будто входят в царство небесное. В церкви обыкновенно они становятся на последних местах и бессознательно отвешивают земные поклоны, на каждого схимника глядят с тем робким благоговением, с каким подчиненные смотрят на своего начальника. Каждый сознаёт, что он теперь «в афонской горе,» припоминает всё, что слышал о ней прежде, ждёт чего-то чудесного и смиренно сознаётся в своем недостоинстве. Потом, походив по святой горе, поклонники начинают посмелее вглядываться в жизнь монашескую и судить о ней каждый по своему. Кто об Афоне имел прежде понятие смутное и не ждал от него ничего особенного, тот приходит в восторг от подвигов братии и от души дивится их самоистязанию; такой, чаще всего, сам принимает монашество. А кто полагал, что на Афоне воочию чудеса совершаются, и ждал от него чего-то сверх естественного, тот, конечно, разочаровывается. «Нешто такие бывают подвижники? толкуют между собою эти разочарованные; стол хороший, одежда крепкая, даже водку и чай пьют, а нешто святые-то пьют чай?… Сказывали, что здешние постники совсем ничего не едят, что за службой у них по церкви ангелы божии летают, а где-ж тут эти ангелы?… Всё врут только?» Таких богомольцев на Афоне слишком скоро тоска заесть; однажды разочаровавшись, они ко всему относятся критически, и норовят поскорее дать тягу.

Недолго уживаются на Афоне также бывалые странники и юродивые, приезжающие сюда только для того, чтобы впоследствии иметь более весу между остальными странниками, и таким образом отбивать у них хлеб. Смотря на святыню с коммерческой точки зрения, они в киновиях сразу почувствуют себя не в своей тарелке, ёжатся, пробуют подделаться под монашеский взгляд на вещи, но неудачно. Наскоро объехав св. гору и закупив огромное количество крестов и чёток, они торопятся убраться восвояси, не заплатив, конечно, ни копейки за хлеб и постой. Иной даже и здесь сумеет поживиться на счёт братии. Смекнув, что в киновии любят благолепие и тишину, такой богомолец начнёт бесчинствовать и оскорблять братию. Попросят его удалиться, так он ответит, что денег нет, – ну и дадут ему, сколько на проезд надо, только-бы убрался скорее. Не смотря на свою видимую неприязнь к Афону, эти бывалые странники всё-таки будут потом говорить, что за службой здесь ангелы летают по церкви, и порасскажут народу множество великих чудес о св. горе. К этому их побуждает эгоизм особого рода: желание показать верующим свою благодатную святость и близость к божеству, а это выгодно им.

Монахи и послушники из мирских монастырей, прибыв на Афон, держат себя с достоинством, боясь, чтобы чем-нибудь не уронить себя в глазах местной братии, и смотрят на неё как будто свысока. Вообще, странно встречаются мирские монахи с афонскими; их отношение большею частью сухи и холодны точно они боятся друг друга. Мирской монах чувствует, что афонец смотрит на него с сожалением, как на погибшего, или идущего по ложной дороге и силится поддержать свой авторитет. Афонский монах видит, что мирской постриженец постоянно следит за ним и хочет подметить все его слабые стороны. Между теми и другими часто происходят споры.

– Вам легко спасаться, обыкновенно говорит мирской монах: – баб выгнали, соблазны все устранили, знай только молись, – эдак поневоле спасешься. Нет, вот вы попробовали бы, по нашему, в мире спасаться, посреди всякого соблазну, так не то бы заговорили.

– По немощи, отче! смиренно ответит афонец. – Где нам в мире? Дай Бог и здесь-то спастись как надо.

– Вы за то и ответ больше дадите, а с нас меньше стребуется, потому что нам больше надо бдеть над собою, чем вам.

– Больше отче! также смиренно ответит тот.

– А вот вы в пустыне живёте, да чай завели, вино виноградное пьёте! А мы что? Чай пьём разве только по праздникам, а вина-то виноградного в кои веки выпить придётся.

– Да ведь у нас, отче, вино с водою даётся, вместо квасу.

– Хорош квас, с таким квасом спасаться можно.

– По немощи, отче! А коли у нас легко спасаться, так попробуйте остаться с нами.

– И остался бы, да клятву такую дал, чтобы в мире, значит, жить.

И подобные споры горячо ведутся между монахами, разбирают они друг друга по мелочам, хвалятся обилием благодати, сравнивают мирские и афонские чудеса. Конечно, эти споры ни к чему не ведут и отношение между монахами делаются ещё более сухи. Бывают примеры, что мирские монахи остаются на житьё на Афоне и делаются потом столбами подвижничества, но таких немного.

Между поклонниками иногда встречаются простые набожные натуры, которые видят в путешествии на Афон особенный религиозный смысл и силятся здесь разъяснить себе разные вопросы веры. Между такими поклонниками главную роль играют наши староверы, для которых Афон важен тем, что в старине его они находят иконы с двуперстием, осмиконечные кресты и прочие дорогие сердцу святыни. С глубоким вниманием они вглядываются во всё, что совершается вокруг них, с жадностью слушают толки монашеские о священных предметах, спорят с ними, путаются и окончательно сбиваются с толку. Однажды мне пришлось услышать в Руссике разговор одного старика с монахом, разговор серьёзный, в котором старик осторожно высказывал монаху свои неудомение и просил у него ответов. Подобные недоумение и вопросы часто занимают наших начётчиков и, надо признаться, что монахи отвечают на них с толком и глубоким пониманием дела.

– Батюшка, растолкуй ты мне, спрашивал старик между прочим: – отчего это мы многого совсем понимать не можем? Видно по глупости нашей?

– Чего же, например, ты не понимаешь?

– Да вот примерно, мы знаем, что животворящий крест, на котором был распят Спаситель, был один. Отчего же у вас тут честное древо разные цвета имеет? в одном месте оно чёрное, как надо быть по старине, в другом оно жёлтое, или серое… Ведь если крест один, так и цвет его должен быть один?

– А ты помни, раб Божий, что древо-то было трисоставное: из кедра, кипариса и певга. Как же оно может быть одного цвета? Об этом и в песнях церковных поётся.

– Это верно!… заметил старик и задумался.

– Вот что ещё растолкуй, батюшка, продолжал он: – мы слышали, что когда на крещенье у нас крест пущают в море, то морская вода делается сладкою; я в прошлый раз и попробовал было, да нет, – вода совсем не сладкая… Чтобы это значило?

– Это, брате, тебе наказание Божие было за твоё сомнение. Ведь, если бы ты не сомневался в чуде, так и не пробовал бы, а ты показал, значит, сомнение, тебя Бог и наказал за него. Вперед лучше не испытывай силу Божию, а то в прелесть бесовскую как раз впадёшь.

– Так-то так, родной, да как уберечься от этой прелести? Вот тоже мне однажды пришлось в Питере побывать и там, в Зимнем дворце, я прикладывался к десной руке Иоанна Крестителя; а у вас, в Дионисиатском монастыре, тоже есть рука Крестителева и тоже десная. Скажи-ка на милость, которая из них настоящая?