Иван Ювачев - Паломничество в Палестину

На вокзале, в Одессе, паломников встречают афонские монахи и приглашают их в свои подворья. Но лишь только я тронулся за монахом Пантелеймоновского монастыря, как меня окружила толпа комиссионеров от здешних гостиниц.

– У монахов грязно, да и не дешевле! – кричали они, зазывая в свои номера.

Желая поближе быть вообще к паломникам и, насколько возможно, лично испытать обстановку их путешествия, я не поддался искушению комиссионеров и пошёл в монастырскую гостиницу, которая возвышалась тут же на площади, против вокзала.

Мне отвели небольшой номер с очень скромной обстановкой. Для простого народа здесь есть общие палаты. У меня был с собой свой постельный прибор, и я решил примириться с сомнительной чистотой кровати.

В коридорах стоял убийственный сквозной ветер.

– Отчего – спрашиваю послушника, – вы открываете окна в разных концах коридора?

– Из-за уборной.

И в самом деле, это – слабое место в гостинице. Не может похвастаться чистотой и общая умывальня.

Распоряжался здесь высокий и здоровый с виду монах, с ласковой интонацией голоса. Он взял у меня мой заграничный паспорт и два рубля за его прописку у турецкого консула.

Весь следующий день я делал визиты и вернулся к подворью в 9 часов вечера.

Паломники на Одесской пристани

У запертых ворот стояла толпа вновь прибывших пешком крестьян. Пришлось порядочно долго стучать, пока сторож отворил ворота. Я не утерпел, чтобы не сделать замечания:

– Это не монастырь, а гостиница для приезжих, а потому двери должны быть для всех отворены во всякое время.

На другой день с утра паломники стали собираться на пароход. Многочисленные узлы, мешки и сундуки складывали на общие подводы, нанимаемые монахами. После напутственного молебна в богатой и просторной церкви подворья все тронулись в путь. Замешкалась одна группа мужиков и озабоченно разговаривала.

– В чём дело? – спрашиваю.

– Да вот не можем получить паспортов, а уж больше недели, как приехали.

– Должно быть, в чём-нибудь у вас неисправность. Задерживать здесь не станут, тем более сегодня отходит пароход. Я тоже жду своего паспорта. Погодите немного, может быть, гостинник с моим паспортом и ваши принесёт.

Так я их утешал, а сам подумал про себя: слава Богу, что я взял заграничный паспорт в Петербурге.

И вспомнилось мне послесловие в шестом параграфе «Наставлений Палестинского общества», в котором подробно исчисляется, сколько надо заплатить за гербовые марки, за бланк паспорта, за засвидетельствование турецкого консула, за прописку вида в полиции, за бланки прошений, и потом сказано, что вот при всех этих хлопотах и расходах паломник «может всё-таки не получить заграничного паспорта и возвратиться обратно на родину, не посетив св. мест».

В самом деле, бывали случаи, когда крестьяне приходили в Одессу вовсе без паспортов из отдалённейших губерний или из Сибири.

Заплатив монаху за номер и, конечно, нисколько не меньше, чем в обыкновенной гостинице, я отправился на пароход, за час до его отхода. На пристани застал большую толпу народа. На пароходе в столовой второго класса сидело за столом несколько жандармов.

Пароход с паломниками

Они вырезали из паспортных книжек листы и клали штемпеля на тех страницах, где обозначена явка, а затем раздавали их на берегу по выкличке:

– Петров?

– Я! – Как зовут?

– Иван!

– Получай!

И паспорт выдавался Ивану Петрову на руки. Тогда он забирал свои вещи на пристани и шёл занимать место на одной из палуб парохода. Без паспорта никто не смел взойти на пароход.

Я заинтересовался размещением паломников и остановился у среднего люка, куда они спускались непрерывной нитью. Меня поражало, какое количество мешков имел наш иерусалимский путешественник. Оказывается, почти у всех взяты запасы хлебных сухарей, крупы и даже картофеля и капусты. У некоторых – полотна, ризы, покровы, ковры и другие предметы для пожертвования на Гроб Господень. Узлы обшиты холстом с написанными метками или с нашитыми цветными крестиками, по которым они разбирались неграмотными паломниками.

Среди шума и гама на берегу и на пароходе резко выделялись крики распоряжающегося на палубе. Один почтенный паломник заметил вслух, как бы про себя:

– Ну, чего кричишь зря? И так много гаму. Криком не поможешь…

Втайне я с ним соглашался. У некоторых есть такое понятие, что распорядиться значит покричать. Но давно бы пора оставить этот обидный способ обращения с публикой. Точно гуртовой скот загоняют. Да и помещение для пассажиров третьего класса мало отличалось от скотского. Они располагались прямо на открытой палубе на дожде, на солнце, на ветру. Немногие захватили нары под мостиком у машинного отделения. И этими счастливыми оказались евреи из Средней Азии. Я принял сначала этих всесветных жителей по их широким бухарским халатам за мусульман, но они сами поспешили меня разуверить, показав свои еврейские книги.

В трюме второй палубы паломники устроились несколько лучше своих верхних товарищей. По крайней мере, их не мочило дождём, было значительно теплее, да и вообще их здесь меньше тревожили, как матросы, так и проходящие. В трюме, хотя тоже на палубе, они разместились группами по три, по четыре и больше человек, оградив себя мешками и узлами. По борту парохода развесили свои походные иконы. Вообще в трюме замечалось больше уютности, и вскоре, ещё до отхода парохода, здесь раздавались духовные песни.

Обозревая пассажиров парохода, я встретился с одним знакомым монахом, который четыре раза был в Иерусалиме. В разговоре вспомнили недавнюю поездку германского императора.

– Когда-то, – заметил мне монах, намекая на Готфрида Бульонского, – средневековой германец входил в храм Гроба Господня босой, с соломенным венком на голове, в глубоком смирении, а современный германец готов был, кажется, верхом туда въехать. Своим именем он наполнил гордо и святой город и всю Палестину. Всюду, где раньше было можно встретить библейские картины – на открытых письмах, конвертах, бумаге, на стенах, теперь стоит изображение этого земного владыки или его герба…

– Ну, это и понятно, – замечаю я. – Гостеприимный Восток этим только выражает своё внимание к державному гостю.

– Да, ведь не турки, а палестинские немцы гордятся своим земным повелителем. Вот увидите, сколько они кичатся им там, где не должно быть места ни политике, ни национализму, ни какому людскому превозношению. Да молчит всякая плоть человека, где Царь царствующих и Господь господствующих отдал себя на заклание за общий мир, единение и братство всех народов…