Владимир Дьяченко - Житомир-Sur-Mer. Паломничество Негодяя

Корректор Венера Ахунова

Дизайнер обложки Елена Изаак

© Владимир Д. Дьяченко, 2021

© Елена Изаак, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0051-0464-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Имя Владимира Д. Дьяченко в большой литературе новое. Судя по всему, не надолго.

Его первый роман «Житомир-Sur-Mer» остросюжетный, так что постараюсь избегать спойлеров. Книга сочетает динамизм приключенческого формата с погруженностью в человеческую психологию и нравственность, характерными для интеллектуальной прозы – и я постараюсь говорить больше о размышлениях главного героя, ради которых, как мне представляется, и написан роман. Пусть читатель сам познакомится с событийной линией. Она заслуживает внимательного прочтения.

В современном российском литпроцессе сочетание «разнонаправленных» жанров – своего рода тренд. Но комбинация несочетаемого не всегда получается органичной. Дьяченко удалось, на мой взгляд, совместить авантюрный роман с интеллектуализмом и нравственным анализом. Нравственная сторона вопроса настолько важна для него, что даже отражена во втором заглавии: «Паломничество Негодяя» – прямая отсылка к «Паломничеству Чайлд-Гарольда» Байрона. Главный герой Байрона был человеком несимпатичным – разочарованным эгоистом, бросившимся в бега от самого себя. Подобный опыт ставит Дьяченко над своим персонажем – тоже «присуждает» ему побег, разочарование, страх, следующий по пятам, вечные душевные метания. Любопытно, что слово Негодяй написано с большой буквы – будто бы это не просто оценочная категория, а имя собственное. В какой-то мере, видимо, так и есть: Негодяем ненавязчиво предлагает писатель звать свою креатуру.

Похоже, второй заголовок – первый по степени значимости для автора. Но чтобы в этом убедиться, надо все же проследить паломничество Негодяя до финала – то есть дочитать роман до конца. Чтобы не раскрывать секреты сюжета, обращусь к авторской презентации романа:

«Это детектив с убийством, но расследования преступления конкретно никто не ведет. Оно движется само по себе.

Это также и мелодрама с любовной линией, хотя никто из героев никого не любит.

Это и реалистичный роман, который непонятно в какой момент плавно перетекает в фантастическое повествование.

Ну, и современная проза, чтение для интеллектуалов, где рядом с отсылками к Библии, античным мифам, северным сагам, британскому эпосу, Борхесу, Павичу, Фришу и т. п. появляются прямые цитаты из явно никогда не существовавших книг».

Хорхе Луис Борхес, Милорад Павич и Макс Фриш – культовые имена для поклонников интеллектуальной прозы, любителей разгадывать загадки, вложенные в текст. Дьяченко доставит «единомышленникам» такое удовольствие. Иные фрагменты его текста – просто мечта криптографа (к финалу их «концентрация» заметно растет, и это логично – все приключения тела уже исчерпали себя, на смену им приходят игры разума и движения духа):

«У зла и все и на та ру та сле и сто та та на и чре и та пле та че ко вте а та и та та и у по сво лу та дне хо де ле мчу са на ды збу и мле мо бре три дой сни мко ня мво ре лду мни бу мсту де мца мру та мо…».

Один из читателей оставил в сети отзыв, что дешифровал в этом наборе букв «У Лукоморья дуб зеленый». Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, – мне эта задачка «не далась». Точнее, я поняла ее по-другому: как отображение языка такого, мягко скажем, нетипичного человека, уже вышедшего за грань человеческого, как описан в романе. А может быть, даже графическое изображение его уродливой души. Хотя… я бы даже возразила автору в его определении героя как безусловного негодяя. По-моему, он не записной мерзавец и не воплощенное зло (не реинкарнация профессора Мориарти, скажем так), а простой представитель уверенного большинства ныне живущих на Земле людей – слабодушный, привыкший плыть по течению, не желающий отвечать за свои проступки, любящий комфорт и не гнушающийся удовольствий, даже запретных. Все это в совокупности делает его столь беспринципным, когда приходит пора отвечать за содеянное – чтобы избежать такой вероятности, он бросает в России все, включая горячо любимую беременную жену, и улетает в украинский город Нижний Житомир, он же – Житомир-Sur-Mer. Конечно же, такого города на карте Украины (и вообще Земли) нет (как и моря в натуральном Житомире). И потому фантасмагория не проникает в текст незаметно и исподволь, а возникает в нем сразу (в этом пункте я тоже слегка спорю с писателем). На этой территории возможно все – найти архитектурное наследие тех самых циклопов, от которых прятался Одиссей, встретиться с Минотавром, узнать подлинную суть собственных поступков и настоящий рисунок происшедших событий и трансформироваться в чудовище, говорящее на неземном языке.

«…эти звуки звонки и отчетливы. Которых, конечно же, в прежних пределах, не описать. И, конечно, не передать и не пересказать. И не услышать. И не воспринять. Разве что внять. И попытаться изобразить мертвой, давно забытой, оставленной где-то там, беззвучной одинокой буквой:

– Ѣ! – кричу кратко, – Ѣ Ѣ Ѣ Ѣ… (буква Ѣ занимает десять строк. – Е.С.), – и так до конца страницы».

Все это ставит произведение на прямо-таки тектоническую литературную платформу, делая честь кругу чтения Дьяченко. В тексте множество отсылок к самым разным литературным «источникам». В том числе и к «несуществующим книгам». Вероятно, к текстам писателя-действующего лица. Это и его пьеса, которую инсценируют в театре Нижнего Житомира, и все его эссе на моральные темы и относительно основ мироздания, в которые превращаются иные эпизоды: «Условия просты. Изначально люди надежно загнаны в клетку всемирного тяготения на компактной планете. Взлет их мышления ограничен сутью Бога. Непознаваемого, но существующего. Так что шансов собрать эти кусочки разбросанного разума в изначальное совершенство не существует. Но надежда есть. И в процессе этой бессмысленной суеты люди творят, создают, изобретают удивительные вещи. Любовь и физику, религию и кулинарию, языки и аборты, географию, мораль, наркотики и полеты в космос, музыку и психосоматику, верность и войны, отчаяние и презервативы».

Нижний Житомир пространство психологического эксперимента. Поведение писателя, оказавшегося в «цветнике» прекрасных женщин, сотрудниц театра, носящих говорящие имена-прозвища – ДиректОра, Литера, Балерина и Олимпия (главный режиссер), иронично напоминает детектив Богомила Райнова «Тайфуны с ласковыми именами». У беглеца с каждой из этих дам складывается своя история – в интимном смысле тоже. О насыщенной мифологичности текста, в которой превалируют античные сказания, уже говорилось. И, наконец, откуда грех, побег от ответственности и воздаяние, если не из Книги книг – Библии?.. И все эти литературные и мифологические источники сплетаются в пространство сплошной условности, полномерного авторского эксперимента не только над текстом, но и над человеческой природой.