Церковь христиан адвентистов седьмого дня - Настольная книга по теологии. Библейский комментарий АСД Том 12

Подобно Вельхаузену, Чарльз следовал литературным и критическим принципам первоисточника, которые предполагали связность, последовательность и Аристотелеву логику, во многом чуждую апокалиптическим и библейским материалам. Ожидая последовательного изложения позиции и равномерности в содержании и стиле, Чарльз был нетерпим к непоследовательности и повторам, заметным в апокалиптике. Сильное влияние на его датировку апокалиптических источников оказали эволюционные воззрения. Гегельянский «рациональный дух» явно просматривается в его исторической реконструкции апокалиптики.

В отличие от Вельхаузена, Чарльз видел органичную связь между пророчеством и апокалиптикой. Тем самым он опроверг теорию пророческой связности, выдвинутую Вельхаузеном, и решительно отстаивал тесную связь между апокалиптикой и новозаветным христианством.

Неразрывная связь между пророчеством и апокалиптикой, о которой писали Люке, Реус, Хильгенфельд, Чарльз и другие, также поддерживалась Харольдом X. Роули («Значимость апокалиптики» [The Relevance of Apocalyptic], 1944 г.), Дэвидом Расселом («Метод и содержание еврейской апокалиптики» [The Method and Message of Jewish Apocalyptic], 1964 г.), Петером фон дер Остен–Сакеном («Апокалиптика в ее взаимосвязи с пророчеством и мудростью» [Die Apocalyptic in ihrem Verhalthis zu Prophetie und Weisheit], 1969 г.), а совсем недавно — Полом Д. Хансоном («На заре апокалиптики» [The Dawn of Apocalyptic], 1975 г.) и Джойс Г. Болдуином (Даниил [Daniel], 1978 г.).

В конце XIX века еще один историко–критический подход к апокалиптике был исследован Германом Гункелем («Творение и хаос в начале и конце времени» [Schopfung und Chaos in Urzeit und Endzeit], 1895 г.). Гункель попытался отделить то, что он считал мифическими отрывками, встроенными в апокалиптику. Поскольку, по мнению Гункеля, эти отрывки нельзя отождествить с историческими событиями, он попытался обнаружить их значение в более широком контексте древней ближневосточной мифологии.

Если Гункель обращался к вавилонской мифологии, более поздние исследователи, восприняв этот подход, как правило, сосредоточивались конкретно на ханаанской литературе. Религиозные историки полагают, что благодаря царскому культу в Иерусалиме ханаанские мотивы и идеи были встроены в религию Израиля, в результате чего они снова всплыли в апокалиптических произведениях.

Методология и сравнительный подход, предложенный Гункелем, был далее разработан такими писателями, как Зигмунд Мовинкель («Грядущий» [Не That Cometh], 1954 г.), Фрэнк М. Кросс («Ханаанский миф и еврейский эпос» [CanaaniteMyth and Hebrew Epic], 1973 г.) и Джон Коллинз («Апокалиптическое воображение» [The Apocalyptic Imagination], 1984 г.). Вместо того чтобы искать в апокалиптике исторические параллели, этот метод предпочитает исследовать так называемые мифологические корни апокалиптической образности, чтобы затем придавать им символические и иносказательные значения.

Третье направление в современном апокалиптическом исследовании — это стремление понять данную литературу в контексте эллинских и восточных синкретических, религиозных сочинений.

Начало тому живому интересу к апокалиптике, который наблюдается в настоящее время, было положено программным очерком Эрнста Кеземанна, написанного в 1960 году, где он выдвинул гипотезу, что «апокалиптика была матерью христианской теологии».

Систематические теологи, такие как Вольфганг Панненберг («Откровение как история» [Revelation as History], 1968 г.) и Юрген Мольтманн («Теология надежды» [Theology of Hope], 1967 г.), также обращали внимание на важность апокалиптической литературы для первых этапов христианской теологии. Эта связь между апокалиптикой и христианством особенно удивительна ввиду того, что до этого богословы отвергали связь между апокалиптикой и ранним христианством. Для все большего числа современных богословов еврейская апокалиптика совершенно необходима для понимания раннего христианства и христианской теологии.

Хотя во второй половине двадцатого века существовали совершенно разные и сложные подходы к библейской апокалиптике, их можно объединить в две большие категории: духовно–иносказательные истолкования и буквально–исторические истолкования.

Постмилленаризм (то есть представление о том, что Второе пришествие Христа начнется после тысячелетнего царства), основанный на сочинениях Дэниела Уитби, доминировал в эсхатологической мысли консервативных протестантов на протяжении большей части девятнадцатого века. В настоящее время он утратил популярность. Ухудшающиеся социальные условия в современном мире лишили постмилленаризм его былой притягательности. Помимо растущей неустойчивости и нестабильности в наше время, можно отметить и то, что Священное Писание ополчается против постмилленаристских представлений, ибо, вопреки взглядам Уитби, автор Откровения совершенно ясно помещает Второе пришествие до, а не после тысячелетнего царства (Откр. 19:11–20:10).

а. Духовные или иносказательные подхлды.Применяя историко–критический метод к библейской апокалиптике, многие богословы рассматривают книги Даниила и Откровение не как прогнозы на будущее, но как предположения о глубинном смысле существования Вселенной и человечества.

Хотя такой взгляд на библейскую апокалиптику становится все более популярным, особенно среди богословов, утверждающих, будто апокалиптическая образность уходит корнями в древнюю ближневосточную мифологию, никто из исторических критиков не разделяет эту точку зрения. Склонность считать апокалиптическую образность кодовыми словами, обозначающими исторические явления (даже если эти явления ограничиваются прошлым), по–прежнему присуща историко–критическим богословам.

Еще одна разновидность иносказательного или духовного истолкования библейской апокалиптики — это амилленаристское понимание Откр. 20:1–10. Не все амилленаристы разделяют исходные предпосылки историко–критических богословов; однако они соглашаются, что 1000 лет в Откровении 20 содержат символическое описание христианской эры в промежутке между Первым и Вторым пришествием нашего Господа. Соответственно в настоящее время мы живем во время тысячелетнего царства, ибо Царство Божье началось с рождества Христова и закончится Его Вторым пришествием.

Амилленаризм, впервые сформулированный Августином, сомнителен в силу своей герменевтической несостоятельности и отрицания тысячелетнего периода в Книге Откровение. При использовании данного подхода пропадает всякий смысл в применении герменевтических принципов к Откровению 20 и другим частям Священного Писания.

Литературная структура Апокалипсиса Иоанна разделяется на две большие части. В первой половине книги помещены исторические цепочки событий от апостольских времен до Второго пришествия Христа. Вторая часть книги рисует эсхатологический конец мира. Если бы амилленаристские взгляды были верны, тогда тысячелетнее царство нужно было бы поместить в первом, а не во втором разделе книги. Поместив 1000 лет во втором, или эсхатологическом, разделе, Иоанн отнес эту эру к будущему и жестко увязал Откр. 20:1–10 с последовательностью событий, составляющих заключительные действия Бога.