Иоанн Златоуст - Творения, том 8, книга 1. Толкование на Евангелие от Иоанна.

Апостол Петр также и мужем называет Его, и пространно рассуждает о Его страдании, воскресении и рождении по плоти. И Павел, когда говорит: «… родился от семени Давидова по плоти» (Рим. 1:3), не иное что внушает нам, а именно то, что слово: сотворил употреблено в отношении к воплощению, как и мы исповедуем. Напротив, сын громов говорит нам ныне о бытии неизреченном и предвечном; потому, оставив слово — « сотворил», Он поставил: « было»; тогда как, если бы Сын Божий был создан, это–то особенно и нужно было бы с точностью показать. Если Павел опасался, как бы кто–нибудь из неразумных не предположил, что Сын больше Отца, и что Родивший некогда покорится Ему, почему и говорил в послании к Коринфянам: «… Когда же сказано, что Ему все покорено, то ясно, что кроме Того, Который покорил Ему все» (1 Кор. 15:27), — хотя кто мог бы подумать, что Отец когда–нибудь подчинится Сыну, наравне со всеми тварями? — если же Павел опасался таких безрассудных мнений, потому и сказал: « кроме покорившего Ему вся», то гораздо более надлежало Иоанну, если бы Сын Божий был сотворен, опасаться, чтобы кто–нибудь не признал Его несотворенным, и это–то, прежде всего, надлежало ему изъяснить. Но теперь, так как Сын рожден, то и справедливо ни Иоанн, ни другой какой–либо апостол, или пророк, не сказали, что Он сотворен. Да и сам Единородный не преминул бы сказать об этом, если бы это было так.

Тот, кто по снисхождению так смиренно говорил о Себе, тем более не умолчал бы об этом. Я считаю не невероятным, что Он скорее умолчал бы о Своем величии, которое имел, нежели, не имея его, оставил бы без замечания, что Он не имеет этого величия. То было благовидное побуждение к умолчанию — желание научить людей смиренномудрию, и поэтому Он умалчивал о том, что великого принадлежит Ему. А здесь ты не можешь указать никакого справедливого предлога к умолчанию. Если бы Он был создан, для чего было бы Ему умалчивать о Своем происхождении, когда Он не упоминал о многом таком, что действительно принадлежало Ему? Тот, кто для научения смиренномудрию часто говорил о Себе уничиженно, и приписывал Себе то, что на самом деле не свойственно Ему, Тот, говорю, если бы был создан, гораздо более не преминул бы сказать об этом. Или ты не видишь, как Он сам все с тою целью, чтобы никто не признавал Его нерожденным, и говорит и делает, даже говорит о Себе по–видимому несообразно со Своим достоинством и существом, и нисходит до смирения пророка? Изречение: « Как слышу, так и сужу», также: «… Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 5:30; 12:49) и тому подобные свойственны только пророкам.

Итак, если, желая отстранить такое предположение, Он не обинуясь говорил о Себе столь смиренные слова, то тем более Он говорил бы подобным образом, если бы был создан, чтобы кто–нибудь не признал Его несозданным, — напр.: «не думайте, что Я рожден от Отца; Я сотворен, а не рожден, и — не одного с Ним существа». Но Он делает все напротив. Он употребляет такие выражения, которые невольно, даже не желающих того, заставляют принять противное мнение. Так, Он говорит: — «… что Я в Отце и Отец во Мне» (Ин. 14:10, 11); также: «… столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца;…» (ст. 9); или: — дабы все чтили Сына, как чтут Отца…. (Ин. 5:23); «… как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (ст. 21); « Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (ст. 17); « Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца;… Я и Отец — одно» (Ин. 10:15, 30). Везде употребляя выражение: « как» и: « так и», показывает, что Он едино с Отцем и что имеет нераздельное с Ним существо. А силу власти Своей Он обнаруживает как в этих же изречениях, так и во многих других, — так, напр., когда говорит: « умолкни, перестань; хочу, очистись; повелеваю тебе, дух немой и глухой, выйди из него» также: «… слышали, что сказано древним: не убивай, … А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду…» (Мк. 4:39; Мф. 8:3; Мк. 9:25; Мф. 5:21). И все другое подобное, что Он законополагает и чудотворит, достаточно доказывает власть Его; а лучше сказать, и самая малейшая часть того может вразумить и убедить людей, не совсем бесчувственных.

5. Но таков дух тщеславия, что оно ослепляет разум увлекаемых им людей, даже в отношении к самым очевидным предметам, побуждает противоречить даже признанным истинам; а других, и очень хорошо разумеющих истину и уверенных в ней, заставляет лицемерно противостоять ей.

Так было и с иудеями. Не по неведению отвергали они Сына Божия, а для того, чтобы получить честь от народа. « Уверовали, — сказано, — в Него, но ради фарисеев не исповедывали, чтобы не быть отлученными от синагоги,…» (Ин. 12:42), и из угождения другим жертвовали собственным спасением. Да и невозможно, невозможно тому, кто так раболепствует временной славе, получить славу от Бога. Поэтому–то Христос и укорял иудеев, говоря: « Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?» (Ин. 5:44) Это какое–то сильное упоение; объятый этою страстью, человек делается неисправим. Она, отторгая от небес душу своих пленников, пригвождает ее к земли, не позволяет ей воззреть к свету истинному, побуждает постоянно вращаться в тине, приставляя к ним владык, столь сильных, что они владеют ими, даже ничего не приказывая.

Тот, кто болеет этой болезнью, хотя бы никто не приказывал ему, добровольно делает все, чем только думает угодить своим владыкам. Для них он одевается и в одежды нарядные, и украшает лице, заботясь в этом случае не о себе, но об угождении другим, и выводит с собой на площадь провожатых, чтобы заслужить от других удивление, и все, что ни делает, предпринимает единственно для угождения другим.

Итак, есть ли болезнь душевная тягостнее этой? Человек нередко бросается в бездну, чтобы только другие удивлялись ему. Приведенные слова Христовы достаточно показывают всю мучительную силу этой страсти; но можно еще познать ее и из следующего. Если ты захочешь спросить кого–нибудь из граждан, делающих большие издержки, для чего они тратят столько золота, и что значат такие расходы, то ни о чем другом от них не услышишь, так только об угождении толпе. Если же ты опять спросишь их: что же такое толпа? — они ответят: это есть нечто шумное, многомятежное, большею частью глупое, без цели носящееся туда и сюда, подобно волнам моря, составляемое часто из разнообразных и противоположных мнений. Кто имеет у себя такого владыку, не будет ли тот жалок более всякого другого?

Впрочем, когда мирские люди прилепляются к нему, это еще не так опасно, хотя действительно опасно. Но когда те, которые говорят, что отреклись от мира, страдают тою же или еще тягчайшею болезнью, то это крайне опасно. У мирских только трата денег, а здесь опасность касается души. Когда правую веру меняют на славу и, чтобы прославиться самим, уничижают Бога, — скажи мне, не составляет ли это высшей степени бессмыслия и безумия?