Джон Стотт - Деяния святых Апостолов

Через все повествование в этих главах Деяний красной нитью проходит двойное отрицание обвинения в предательстве и двойное утверждение лояльности Павла. До сих пор Павел представал перед судом толпы иудеев (21:40 и дал.) и перед синедрионом (23:1 и дал.) Теперь он предстанет перед судом прокуратора Феликса (24:1 и дал.), прокуратора Феста (25:1 и дал.) и царя Агриппы II (25:23 и дал.). Каждый раз во время этих пяти судебных разбирательств, когда обвинение было то политическим (подрывная деятельность), то религиозным (святотатство), состав судей был частью римским, частью иудейским. Так, когда Павел обращался к толпе иудеев и иудейскому совету, там же присутствовал и слушал Апостола Клавдий Лисий, римский трибун, а когда Павел стоял перед Феликсом и Фестом, судьями были представители Рима, обвинителями — иудеи. Затем, в пятое разбирательство, явившееся грандиозным финалом, оба вида власти объединил в себе царь Агриппа II, ибо он был назначен Римом, но был также признан вершителем закона в делах иудеев.

В конце предыдущей главы Феликс, прочитав письмо от Клавдия Лисия, послал в Иерусалим за обвинителями Павла, а пока содержал Павла в узах в Кесарии. Через пять дней [по–видимому, имеется в виду отрезок времени после прибытия Павла] пришел первосвященник Анания по вызову прокуратора со старейшинами и с некоторым ритором Тертуллом [464]. Собрался суд, собрались приехавшие обвинители и жаловались правителю на Павла (1). Нам не говорят, предъявили ли они свои обвинения устно или на бумаге, но после того как прокуратор получил эти обвинения, был призван Павел, и Тертулл начал обвинять его (2а), или «начал обвинительный процесс» (ИБ).

Как опытный юрист–профессионал, Тертулл начал с того, что называется captatio benevolentiae, то есть стремление добиться расположения судьи. Обычно это вступление включало в себя комплименты, доходящие до лицемерия, а также обещание выступавшего быть кратким, но на этот раз комплименты достигли уровня «отвратительной лести» [465].

Ибо Тертулл выразил благодарность за «мир», который обеспечил Феликс, и «благоустроение сего народа», в то время как на самом деле правитель с невероятной жестокостью подавил несколько мятежей, так что теперь иудейское население взирало на него не с благодарностью, а с ужасом. Вот слова Тертулла: «всегда и везде со всякою благодарностью признаём мы, что тебе, достопочтенный Феликс, обязаны мы многим миром, и твоему попечению благоустроением сего народа; Но, чтобы много не утруждать тебя, прошу тебя выслушать нас кратко, со свойственным тебе снисхождением (3—4).

Далее Тертулл перечислил три обвинения против Павла. Первое, они нашли сего человека язвою общества («совершенной чумой», НАБ, ИБ), возбудителем мятежа между Иудеями, живущими по вселенной (5а). Это было очень серьезное обвинение, учитывая его политическую направленность. В то время было много возмутителей порядка среди иудеев, тех, кто называл себя мессиями, кто угрожал спокойствию того «мира», сохранение которого Тертулл приписывал Феликсу.

Во–вторых, продолжал Тертулл, Павел являлся представителем Назорейской ереси (56). Слово hairesis применялось как по отношению к саддукеям (5:17), так и фарисеям (15:5), существовавшим как традиции внутри иудаизма. В этом смысле слово «ересь» [466]употребляется здесь и по отношению к христианству. Пока оно не приобрело современного значения. Хотя употребление его в этой главе (5, 14) и новое употребление в 28:22 [467]«ближе к значению «еретическая секта» (БАГС).

Третье обвинение против Павла заключалось в том, что он отважился даже осквернить храм (6), то есть здесь имеется в виду то, что Павел якобы провел Трофима Ефесянина на запретную территорию храма (21:29). Это обвинение было особенно опасным и серьезным, потому что римляне дали иудеям широкие права судить тех, кто совершил преступление против их храма. Поэтому мы взяли его, говорит Тертулл, бессовестно прикрывая этой фразой попытку иудеев линчевать Павла (21:30–31). Западный текст здесь добавляет в стихах 6б–8а, которые АВ и ИБ включают в свой текст, но НИВ оставляет в примечании: «и хотели судить его по нашему закону; Но тысяненанальник Лисий, пришед, с великим насилием взял его из рук наших и послал к тебе, повелев и нам, обвинителям его, идти к тебе». В результате эта небольшая деталь полностью извращает все факты, приписывая насилие Лисию, а не иудейской толпе, поскольку честь законного ареста была отдана толпе, а не Лисию.

Тертулл заканчивает свое выступление прямым призывом к Феликсу: ты можешь сам, разобрав, узнать от него о всем том, в нем мы обвиняем его (8). Когда он закончил, Иудеи подтвердили, сказавши, что это так (9).

Как только правитель дал ему знак говорить, Павел стал строить свою защиту. Он так же начал с captatio benevolentiae, хотя оно было намного скромнее и умереннее, чем обращение Тертулла: зная, что ты многие годы справедливо судишь народ сей, я тем свободнее буду защищать мое дело (10). Затем он начал опровергать одно за другим утверждения обвинителя.

Во–первых, он определенно не был возмутителем спокойствия, поднявшим мятеж. Ты можешь узнать, что не более двенадцати дней тому, как я пришел в Иерусалим для поклонения; И ни в святилище, ни в синагогах, ни по городу они не находили меня с кем–либо спорящим или производящим народное возмущение, И не могут доказать того, в чем теперь обвиняют меня (13). Другими словами, за те немногие дни, что он находился в Иерусалиме, он не имел времени организовать беспорядки; кроме того, он не имел таких намерений, поскольку прибыл в Иерусалим для поклонения как паломник, а не для разжигания мятежа; его обвинители не могут предъявить доказательств, что в храме, синагоге или в городе он производил беспорядки или хотя бы с кем–нибудь спорил.

Во–вторых, что касается «Назорейской ереси». Здесь Павел прибегнул как к отрицанию, так и к утверждению. Он действительно был последователем этого учения, а не секты, как они утверждают, ибо он служил Богу их отцов и веровал всему, что написано в законе и пророках.

14 Но в том признаюсь тебе, что по учению, которое они называют ересью, я действительно служу Богу отцов моих, веруя всему написанному в законе и пророках, 15 Имея надежду на Бога, что будет воскресение мертвых, праведных и неправедных, чего и сами они ожидают; 16 Посему и сам подвизаюсь всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми.

Таково было публичное исповедание веры Павла ( homologo, «я признаюсь», 14). Оно содержит в себе четыре признания: (1) «я служу Богу отцов моих»; (2) «веруя всему написанному в законе и пророках»; (3) «имея надежду на Бога, что будет воскресение мертвых, чего и сами они ожидают»; (4) «сам подвизаюсь [ИБ, «так же, как они»] всегда иметь непорочную совесть…». Павел стремился не только сделать это публичное заявление, но и настойчиво повторял, что делит свою веру со всем народом Божьим. Он поклонялся Тому же Богу («Бога отцов моих»), веровал в те же истины (закон и пророков), разделял ту же надежду (воскресение праведных и неправедных) и преследовал ту же цель (хранить добрую совесть). Поэтому он не был новатором, но демонстрировал свою верность вере отцов. Он также не был представителем какой–либо ереси или секты, ибо прочно стоял на основах иудаизма. Его служение, вера, надежда и цель не отличались от верований его народа. «Учение», которое он провозглашал, являлось прямым продолжением Ветхого Завета, ибо Писания свидетельствовали об Иисусе Христе, в Котором исполнились все Божьи обетования.