Григорий Кваша - Структурный гороскоп

Первая половина XVIII века. "В Англии это был век аристократии и свободы; век правления закона и отсутствия реформ; век индивидуальной инициативы и упадка учреждений... век роста гуманных и филантропических чувств и усилий. Такой век не стремится к прогрессу, хотя на деле он может быть прогрессирующим; он смотрит на себя не как на отправляющегося в путь, а как на прибывающего; он благодарен за то, что имеет, и наслаждается жизнью без глубоких размышлений, которые приводят к бесконечным огорчениям" (Дж. Тревельян). Ничего плохого во всем этом нет, так же как ничего особенно хорошего; это всего-навсего изумительно точная характеристика западного ритма. Нам эти характеристики нужны для контраста с ближайшим будущим страны.

"По сравнению с самодовольством середины XVIII века общеизвестное самодовольство викторианцев (конец XIX века. - Авт.) - это сама скромность, т.к. викторианцы были в определенных пределах пылкими и удачливыми реформаторами, восхищались теми улучшениями, которые они сами и провели" (Дж. Тревельян). Прямо болото какое-то, и это в той самой Англии, что всегда шла впереди планеты всей. В довершение к самодовольству и успокоению ещё и промышленная депрессия, которая шла по одним данным с 1720 по 1740 год, по другим данным - до 1748 года.

И все же ничего не происходит на пустом месте. Тихий эволюционный западный ритм, развивший великие достижения третьей Англии, подготовил почву для промышленной революции. В первую очередь, речь идет о естественных и точных науках, основу которых заложил Френсис Бэкон и так удачно развили Исаак Ньютон и другие ученые. Именно наука - основа техники, которой суждено было перевернуть весь строй жизни. Во вторую очередь, речь идет о достижениях медицины, позволивших значительно снизить смертность и резко увеличить население Англии.

Итак, "вторая половина XVIII столетия рассматривается как время, когда изменения в промышленности, стимулируемые научными изобретениями и ростом населения, стали совершаться с неудержимостью и быстротой..." (Дж.Тревельян).

Нам, детям, а точнее, внукам технического прогресса, трудно представить, с чего все начиналось. Быть может, кому-то покажется неинтересным и неромантичным появление каких-то дурацких станков. Но, поверьте, без тех станков не было бы той удобной и комфортной жизни, к которой мы уже давно привыкли.

Освежим некоторые даты промышленного переворота. Механическая прялка "Дженни" - 1765 год, прядильная машина с водяным двигателем - 1767 год, так называемая мюль-машина - 1779 год, изобретение прокатного стана - 1784 год. В 1784 году Дж.Уатт получил патент на универсальный паровой двигатель... Роковым для домашней промышленности стал механический ткацкий станок Картрайта (1785). "В последовавшие за 1760 годом 25 лет было выдано больше патентов, чем за предыдущие полтора столетия" (Дж.Тревельян).

Как грибы после дождя начинают расти фабрики, фабричные города. В царствование Георга II (1727-1760) мануфактурное производство стояло по деревням. Города же были лишь торговыми центрами. Теперь город становится средоточием производства. Однако где взять рабочих? По русской истории нам хорошо известно, сколь мучительно шел процесс отрыва крестьян от земли. В Англии все было несколько иначе, ибо одновременно с промышленным переворотом там произошел и сельскохозяйственный переворот.

"Действительно, связь сельскохозяйственного и промышленного переворотов была чем-то большим, чем простым совпадением во времени. Один способствовал другому. Их действительно можно рассматривать как единое усилие, которым общество было реконструировано настолько, чтобы быть в состоянии прокормить и обеспечить население, численность которого благодаря улучшению медусловий возрастала с беспримерной быстротой" (Дж. Тревельян).

Основные события означенного переворота вновь крутились вокруг "огораживания". Отныне благодаря имперским законам, а точнее, имперскому беззаконию, процедура укрупнения земельных владений не требовала согласия бывшего собственника. Через парламент пачками стали проходить частные законы, утверждавшие, по сути, насильственное изгнание крестьян с земли. Изгоняемый должен был довольствоваться компенсацией, назначенной ему парламентскими комиссарами.

В Тюдоровской Англии огораживание рассматривалось как общественное преступление, теперь его рассматривали как общественный долг. По сути, "огораживание" стало государственной политикой. Быть может, именно это отличие (в российской первой фазе с 1881 по 1917 год крестьянство выжило) сделало английскую историю менее кровавой и жестокой. России для уничтожения крестьянства пришлось наворачивать много всякого зверства (коллективизация, раскулачивание и пр.), ведь уничтожалось крестьянство во второй (насильственной) фазе. Англичанам хватило парламентской процедуры. Впрочем, даже мягкое насилие первой имперской фазы поражает своей грандиозностью.

"Человек, незнакомый с нашей (английской. - Авт.) историей за промежуточный период, мог бы подумать, что произошла какая-нибудь истребительная война или насильственная революция, вызвавшая переход земельной собственности от одного класса к другому. Но хотя предположение, сделанное в такой форме, и неверно, тем не менее можно сказать, что действительно произошла революция хотя и бесшумная, но столь же значительная, как политическая революция 1831 года" (Арн. Тойнби).

Разумеется, такой процесс не может иметь точной даты, в отличие от наших кампаний по раскулачиванию и коллективизации, однако Арн. Тойнби пишет, что "быстрым этот процесс стал не ранее 1760 года".

Тем, кто, забыв о времени, пытается думать об английском или русском народе как о чем-то постоянном, не подверженном времени, важно понять, что во время имперских циклов старый народ фактически исчезал, уступая место новому. Нет русского народа, состоящего из дворян и крестьян, его место занял другой русский народ. Перерождаться мучительно и внезапно - судьба тех народов, кто, оставив эволюционные ритмы, вступил на имперский путь.

"Фригольдеры и их сыновья, хорошо вооруженные внутри своей чистой совестью, а снаружи своим железным оружием, стойкие в сопротивлении и бешеные в атаке, - этот набожный класс, сломивший в гражданскую войну власть короля и дворян, через какую-нибудь сотню лет сам оказался сломленным, развеянным и согнанным со своей земли" (Арн. Тойнби).

Массовый исход крестьян из деревни в город в России оставил землю без настоящего хозяина. В Англии, разумеется, все произошло более рационально, как теперь нам кажется. "Фермер производит теперь хлеб и мясо прежде всего для городского рынка и только во вторую очередь для себя" (Дж. Тревельян). Разумеется, город не остается в долгу, снабжая село тем, что оно раньше делало само. "Деревенские портные, плотники, пивовары, мельники и шорники потеряли в связи с этим свой заработок" (Дж. Тревельян). Так рождалась современная система разделения труда между городом и деревней, связанная с резко возросшей рентабельностью как промышленного производства, так и сельского (новые культуры, научные методы обработки земли).