Святитель Григорий Палама - СВЯТИТЕЛЬ ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. БЕСЕДЫ (ОМИЛИИ).

Т. е. Ангельские Силы.

Перевод сделан согласно указанию значения слова: «аскенос» в Lampe, «Patristic Greek Lexicon», Oxford 1961.

Я перевел бы это слово, как «прозябание», но в греч. его нет.

Т. е. диаволом.

Скобки принадлежат оригиналу.

В чем заключалось это «нечто» покажет дальнейшее слово.

Последняя фраза передана в свободном переводе.

«Созерцание», что иногда мы переводим гораздо менее сильными терминами, как «богомыслие» или «медитация», — является в своем первичном значении — результатом высокой степени подвижничества. Нам, находящимся и миру в житейской суете, оно почти и недоступно. Св. Макарий Великий так передает это состояние: «Всякий должен знать, что есть очи, которые внутреннее сих очей, и есть слух, который внутреннее сего слуха. И как эти очи чувственно видят, и распознают лицо друга или любимого: так очи души достойной и верной, просвещенной божественным светом, духовно видят и распознают истинного Друга, сладчайшего и многовожделенного Жениха–Господа, как скоро душа озарена достопокланяемым Духом. И таким образом, душа мысленно созерцая вожделенную и единую неизглаголанную красоту, уязвляется божественною любовью, настраивается ко всем духовным добродетелям, и вследствие сего приобретает беспредельную и неистощимую любовь к вожделенному для нее Господу» («Добротолюбие», т. 1. Наставл. Св. Макария Вел. гл. 277). Относительно «созерцания» у преп. Феодора Студита читаем: «Монах есть тот, кто на единого взирает Бога, Бога единого желает, Богу единому прилежит, Богу единому угодить старается, мир имеет к Богу, и мира между другими виновником бывает… Тогда душа пребывает в покое от пагубных страстей: что и есть мир иметь к Богу чрез Господа нашего Иисуса Христа, в коем установившись, душа радуется радостью великою и услаждается сладостью ненасытимою, любя входить в помышления о Боге и углубляться в созерцания неизреченных Его величий, до забвения себя самой» («Добротолюбие» т. 4. Настав. 258, 266).

Т. е. для всех христиан.

Т. е. Моисеем и иными Пророками, о которых говорилось выше.

Свободный перевод греч. текста: «неразделимо делимых».

Так назывались профессиональные элладские философы, положившие основание всей науки Европы.

«Оставив при чувствах все то, что воспринимается чувствами», т. е., чтобы то, что воспринимается посредством чувств, как то: виденное, слышанное, оставляющее вкусовое впечатление и т. д. — не шло бы дальше поверхности и не служило материалом для размышлений, памяти и переживаний, и этим отвлекало душу от ее главного делания, заключающегося во всецелой сосредоточенности ее в Боге и непрестанной молитве, в ничем не смущаемом, немутном богосозерцании. Большие подвижники не желали и избегали иметь впечатления от внешнего мира, чтобы этим не нарушать внутреннюю гармонию пребывания души в Боге. Св. Григорий Палама называет органы чувств «окнами», через которые в душу вливаются внешние впечатления; и требуется большая духовная бдительность, чтобы чрез эти «окна» не проникло что–нибудь, что может принести вред душе; сколько опасностей представляют впечатления о видимом; не Сам ли Спаситель сказал: «Всяк, иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем» (Мф. 5:28). Об опасностях же приходящих чрез слух предупреждает Апостол, говоря: «Не льститеся: тлят обычаи благи беседы злы» (1 Кор. 15:33). Но часто и совершенно невинные впечатления способны нарушить мир в душе подвижника и нарушить то что называется «молчание помыслов», и отвлечь душу от богомыслия. «Молчание помыслов» водворяется в душе подвижника в результате его духовных подвигов, как дар благодати Божией за его труды. Не желая ничем отвлечь душу от богомыслия, подвижники уходили в пустыни, где не только были далеки от мирских впечатлений, но и где самая природа, скудная, суровая, однообразная и даже страшная, не отвлекала от пребывания души в Боге. Мы слышим из Древнего Патерика, что некоторые подвижники до такой степени хранили это состояние «молчания помыслов», что безысходно пребывали в своих келлиях, отказываясь видеть даже самых близких родных; а если когда–либо и приходилось выйти, то закрывали свои глаза, чтобы ничего не видеть, ничем не нарушить состоите душевного покоя. У других подвижников уже и не было нужды в затворе, потому что их богомыслие уже ничем не могло быть нарушенным. Про Св. Бернарда Клервойского рассказывают, что ему случилось вместе с учениками проезжать по дороге, шедшей вдоль самого Женевского Озера, славящегося своей красотой как в те древние времена, так и теперь. Ученики Св. Бернарда часто выражали свой восторг и останавливались, чтобы полюбоваться тем или иным видом. По завершении путешествия, они спросили своего учителя: какое впечатление на него оставило Женевское озеро со своими синими и прозрачными водами и прилегающие к нему роскошные серые громады Альп со своими снежными вершинами, сверкающими на ярко голубом, озаренном солнцем небе. Но оказалось, что Св. Бернард даже и не заметил ни озера, ни гор: потому что все его внимание было в Боге. Пишущему эти строки случилось спросить недавно почившего великого подвижника Архиепископа Иоанна Максимовича относительно одного большого города, куда меня направляли, и где сам покойный Владыка пробыл известное время. Владыка Иоанн в ответ мне сказал: «Да, я и не видел города». Все знавшие покойного Владыку могут засвидетельствовать, что он был всегда всецело в Боге. — Но, может быть, скажут, разве виды природы не возвышают нашу душу? Разве 103–ий Псалом не славит Бога, именно как Творца природы и не перечисляет ли подробно дела рук Божиих? Не в Псалмах ли говорится: «Посреде гор пройдут воды. На горах станут воды. Дивна дела Твоя, Господи!» «Яко Того есть море, и Той сотвори е» и «Яко в руце Его вси концы земли и высоты гор Того суть»? И с другой стороны творения человеческого разума, созданного по образу и подобию Божиему, не заслуживают ли внимания, как то великолепные здания, величественные храмы, грандиозные мосты и т. д.? — Безусловно. Но, ведь, Бог–то куда прекраснее, чем что–либо из Его творений и не говорим уже о творениях человека. Бог есть желанная цель всего: в Нем, по выражению Бл. Августина, — «конец бесконечный». Кто вкусил созерцание Бога, для того все остальное совершенно теряет значение, отвлекает, если примешается, от этого созерцания.

Это состояние «молчания помыслов» также именуется «бесстрастием», что является буквальным переводом греческого слова: «апатиа». Но это же слово, переданное русскими буквами, именно «апатия», ничего общего не имеет с греческим оригиналом: «апатиа». Апатия это — бессилие души и ума. Апатия — это болезненное равнодушие в душе в результате разочарования, горя, болезни или того или иного шока. Это состояние — неестественное: потому что душе и уму свойственно пребывать в активности. Апатия — явление негативное, расслабляющее и мертвящее. «Бесстрастие» же у святых подвижников это — результат внутреннего духовного делания, молитвы и любви к Богу. Ум подвижника всецело поглощен деятельным созерцанием Бога и внутренней непрестанной молитвой. Бесстрастие это — победа над страстями; это — отрешение от мирских уз; это путь духовного корабля уже плывущего в океане вечности; бесстрастие — это путь в совершенство, путь райского наслаждения, бесконечного возрастания в совершенстве, потому что Сам Бог — бесконечен. Бесстрастие не притупляет любовь к Богу и к ближнему, но наоборот делает ее совершенной и свободной. Бесстрастие это — состояние здоровой души, не болеющей недугом привязанности к мимотекущему: потому что мертвое оставляется погребать мертвым. Бесстрастие это — состояние сильной души, которой ничего не мешает восходить от силы в силу. Таким образом, между «бесстрастием» и «апатией» нет ничего общего, кроме фонетического изображения.