С. А. Иванов - Блаженные похабы

Та популярность, которой пользовалось у болгар переводное греческое поучение Никона Черногорца (?) против юродства, свидетельствует, быть может, о том, что эта проблема была для них актуальной [516] Текст см.: Слово за душевната полза // Климент Охридски. Събрание съчинений. Т. 2. София, 1977, с. 592. Ср.: Пандекты Никона 1296 г., л. 11 об., 28, 29 об., 30 об., 165 об., 168 и др. . Переводились в Болгарии и другие византийские тексты, знакомившие читателя с юродской парадигмой — сохранившийся в незначительном количестве поздних списков [517] Lazarova N. Holy Fools in an Age of Hesychasm: A Comparison Between Byzantine and Bulgarian Vitae // Scripta et E‑scripta. V. 2. 2004, p. 365. славянский перевод жития Симеона Эмесского был явно сделан в X в. в Болгарии [518] Johannes Reinhart, Wien, устное сообщение. , там же созданы, например, славянское житие Авраамия Кидунского [519] Сохранившийся славянский текст не имеет греческих аналогов и ближе к сирийскому варианту, см.: Petrova‑Taneva М. The Bdinski Sbornik: A Study of a Medieval Bulgarian Book. PhD Diss. CEU Budapest, 2003, p. 162. ; легенда об Алексии Человеке Божьем; и рассказ о Виталии [520] Куев К. Иван–Александровият Сборник от 1348 г. София, 1981, с. 89—92. Другой вариант перевода дошел в составе Великих Миней; о Виталии см.: Великие Минеи Четьи. Ноябрь. Дни 1—12. СПб., 1897, кол. 858—862. ' из жития Иоанна Милостивого. Однако собственной агиографии подобного рода у болгар так и не появилось.

Никита Хониат очень ярко описывает тех пророков, которые, собравшись в Тырновском храме св. Димитрия в 1185 г., подстрекали болгар к восстанию против византийского господства: «Множество всякого рода бесноватых (δαιμονόληπτων), с налитыми кровью… глазами и с распущенными волосами; во всем остальном они также точно копировали (και τάλλα ακριβώς- διασώζονται) повадки людей, одержимых демонами… Эти сумасшедшие (οί παράφοροι), как бы в припадке падучей болезни, исступленно кричали» [521] Nicelae Choniaii Historia / Rec. I. A. Van Dieten. Berlin; New York, 1975, p. 371. He совсем точный русский перевод см.: Никита, Хониат. История. Т. 2. Рязань, 2003, с. 21. . Хотя симуляция безумия здесь налицо, и осуществляется в христианском храме, она не может быть названа юродством в традиционном смысле слова, поскольку преследовала сугубо политические цели; кроме того, окружающие явно воспринимали этих пророков не как презренных маргиналов, а как страшноватых медиумов. В этом отношении описанные Хониатом прорицатели скорее напоминают некоторых русских «поха- бов» более позднего периода (см. с. 253, 286).

О юродивых в Болгарии имеется лишь одно, но довольно яркое свидетельство — середины XIV в. В житии Феодосия Тырновского рассказано о появлении в Тырнове двух еретиков–богомилов Кирилла Босоты и Лазаря. Если первый проповедовал свое учение, то второй «уродовати начеть и обхождааше нагъ до конца въсъ градъ, на срамных же оудохъ тикву ношааше [522] Традиция надевать что‑либо на «срамные уды» была известна в Византии как форма чрезмерной аскезы: Иоанн Цец упоминает о «навешивающих на уд колокольчики» (Ioannis Tzelzae Epistulae / Ed. P. A. M. Leone. Leipzig, 1987, p. 151, cp. Joannis Tzelzae Historiae. XIII, 298—303). Ср. сообщение о том, что русский похаб Иван Большой Колпак «у тайных уд своих колца медные ношаше» [Кузнецов И. И. Святые блаженные Василий и Иоанн, Христа ради московские чудотворцы. М., 1910, с. 422]. , техъ покривание имоу- ще, сграньнь и грозьнь позорь въсемь зрещиимь» [523] Златарски В. Н. Житие и жизнь преподобного отца нашего Феодосия // Сборник за народны умотворения, наука и книж–нина. Кн. 20. 1903, с. 20. . На Соборе 1350 г. еретики были осуждены и изгнаны из Болгарии. Хотя в приведенных строках дается невероятно емкая характеристика «юродского» поведения, тем не менее этот случай нельзя признать чистым. Мы уже говорили о том, что настоящий юродивый — это верный сын Церкви, пусть даже в церкви он никогда не показывается. Его экстравагантность не воспринималась социумом как протест против существующих норм. Что до вышеописанных богомилов, то их вызывающее поведение и для них самих, и для окружающих было знаком их оппозиционности. И все же Лазарь «юродствует», что может свидетельствовать о знакомстве обеих сторон конфликта с парадигматикой подобного поведения.

Единственный оригинальный южнославянский текст, в котором юродство упоминается как форма святости, это сербское житие деспота Стефана, написанное Константином Костенечским во второй четверти XV в. В нем есть следующий краткий пассаж:

Беше же некто из страны Минские [Мисийской, т. е. Болгарской] пришъд уродива себе творе. Его же дела сведтельствовааху съкравеньнаа раба Бжиа, иже ходе по граду днъ и нощъ грько плачее. «О горе, увы», въпе. Доньдеже и деспоту [Стефану] ведом быс. Ему же млсти- ню даяше, сь же по своемъ обичаю нищиимъ сиа въроу- чааше и яко кто сиимъ да не зарить [524] Куев К., Пешков Г. Събрани съчинения на Константина Кос–тенечки: Изследване и текст. София, 1986, с. 423. На этот текст указал нам А. А. Турилов. .

Агиограф, видимо, знаком с византийскими образцами — из них заимствован мотив раздачи юродивым полученной им милостыни. И действительно, южнославянский перевод жития Андрея Юродивого был выполнен именно сербом и именно во второй половине XIV в. (правда, перевод этот вряд ли имел широкое хождение — он донесен всего девятью рукописями) [525] Молдован. Житие, с. 129—134. .

Прообразом юродивого для Константина Косгенечско- го выступил, скорее всего, какой‑то реальный человек — можно предположить, что деспот Стефан склонен был прислушиваться к его воплям с большим, чем византийские императоры, вниманием: чем еще объяснить странные слова «ведом быс»? С этим юродивым связана какая- то неясность: откуда мы знаем, что он был из Болгарии, и почему это важно, тогда как ни имени его, ни подвигов нам не сообщают? Как бы то ни было, данные немногочисленные свидетельства — все, что известно о южнославянском юродстве. В сербском языке нет собственных обозначений для юродивого, хотя в фольклоре сербов истории про Андрея Царьградского существуют до сих пор [526] Kretzenbacher L. Jurodivi Andrej, ein byzantinisch‑griechischer «Narr in Christo» in der serbischen Heiligen‑Legende unserer Zeit // Sudost‑Forschungen. Bd. 58. 1999, S. 68—80. .

Первым восточнославянским юродивым был Исаакий Печерский, монах Киево–Печерской Лавры (ум. в 1090 г.). Согласно рассказу Печерского Патерика, чьи литературные прототипы для данной новеллы не вполне ясны [527] Ср.: Challis N., Dewey H. W. Divine Folly in Old Kievan Literature: the Tale of Isaac the Cave‑Dweller // Slavic and Rast European Journal. V. 22. 1978, p. 257—260; The Paterik of the Kievan Caves Monastery/ Tr. M. Heppel. Cambridge, 1989, p. 228—230. , этот герой сперва хотел достичь святости на стезе затворничества, но был посрамлен бесами и оставил эту затею: «и пакы облечеся въ власяницю и на вла- сяницю свиту тесну, и нача уродство творити, и нача по- могати поваром и работати на братию (ср. с. 57)… Егда же приспеваше зима… то стоаше в плесницах раздра- ных» [528] Об Исаакии Печерском Слово 36 // Памятники литературы Древней Руси. XII в. М., 1980, с. 610. . Однажды ему в насмешку предложили поймать ворону (ср. с. 170). Не замечая издевки (отзвук мотива «святой простоты»), Исаакий схватил птицу и принес ее на кухню.