Η. О. Лосский - Воспоминания

Из Франции мне надо было съездить в Германию, чтобы познакомиться со страстным почитателем Вл. Соловьева Владимиром Семеновичем Шилкареким, профессором университета в Бонне. Общение с ним оказалось очень приятным. От него я поехал в маленький городок Линц на Рейне; вблизи него Тургенев написал рассказ «Ася». В Линце в это время жил Иван Евгениевич Штраух, который в 1906 г., будучи студентом Петербургского университета, перевел на немецкий язык мое «Обоснование интуитивизма». В радушной семье его я провел два дня.

Три летние месяца 1955 года нам опять пришлось провести во Франции, потому что Андрею нужно было поработать в парижских архивах. Туристических билетов на пароход у нас не было и потому пришлось лететь туда и назад на аэроплане. Опыт таких полетов наглядно показывает одну из многочисленных сторон объединения земного шара, происходящего в наше время. Оно настоятельно требует создания сверхгосударственной организации человечества, на первых порах хотя бы федерации Западной Европы. Однако преодолеть национальную гордыню государств, противящуюся ограничению суверенитета, крайне трудно. Вероятно, такая федерация образуется лишь после какой‑нибудь страшной катастрофы, например после временного завоевания Европы Китаем, предсказанного Вл. Соловьевым в «Повести об антихристе» в его «Трех разговорах».

Во время Рождества к нам в Лос–Анжелес прилетела из Парижа старая знакомая Андрея Ирина Николаевна Нехо- рошева, доктор медицины, специалистка по энцефалографии (по волнам, исходящим из мозга). Она летела на аэроплане, отправляющемся из Копенгагена в Лос–Анжелес через северный полюс (вернее, через Гренландию). В январе 1956 г. состоялась гражданская свадьба ее с Андреем и после этого она полетела в Нью–Йорк, а оттуда в Париж, где работает в госпитале. Церковное венчание их состоится в Париже в день Св. Духа. Таким образом нам опять в третий раз придется ехать в Европу.

По законам штата Калифорнии гражданин США, проживший в Калифорнии пять лег, имеет право после достижения шестидесятилетнего возраста получать пенсию, 85 долларов в месяц. Так как у меня есть сын, профессор, могущий поддерживать меня, то мне определена пенсия в размере 60 долларов 43 сента в месяц; потом она была сведена на 29 долларов вследствие увеличения жалованья моего сына, когда он стал associate professor. К этой сумме присоединяется возмещение расходов на медицинскую помощь, однако в таком размере, чтобы сумма пенсии не превышала 85 долларов в месяц.

В июне 1956 г. мы отправились на три месяца во Францию, в Париже состоялось венчание моего сына с Ириною в церкви Св. — Сергиевского подворья. Той же весною мой сын Владимир вылетел в Москву в составе делегации, которую пригласил патриарх Алексий. В этой делегации, состоявшей, кажется, из восьми лиц, были от. Василий Кривошеин, профессор Оксфордского университета Димитрий Димитриевич Оболенский, француз Olivier Clement. Патриарха им не удалось повидать, потому что он ко времени их приезда заболел. Кроме Москвы, делегацию возили в Петербург, Киев и на юг России. Письма, в которых Владимир сообщал нам в Лос- Анжелес о пережитом в России, были очень содержательны. В Петербурге он пошел на Кабинетскую улицу в тот дом, где была гимназия Стоюниной. Учительница, встретившая его, узнав, кто он такой, сказала: «Наша советская школа гордится тем, что здесь помещалась гимназия Стоюниной». На вопрос «Вы знали мою бабушку?» она ответила: «Нет, не знала лично, но кто же не знает имени Марии Николаевны Стоюниной!». Такие речи, невозможные во времена Сталина, показывают, как изменилась атмосфера в эту пору в СССР. Когда Владимир, желая поехать к своим тетушкам Аделаиде и Вере, сказал шоферу, что ему нужно ехать в Приморский район на проспект Щорса, стоявшее с ним рядом лицо пояснило шоферу: «Отвезите Владимира Николаевича на Малый проспект, на Петербургскую сторону». Это пояснение показывает, что население Петербурга не принимает болыпевицких названий улиц и хранит в своей памяти дореволюционный Петербург. От сестры моей Веры Владимир узнал, что Аделаида умерла уже в 1946 г., умерли также Виктория и ее муж.

Особенно сильное впечатление произвело на меня письмо Владимира, которое он озаглавил: «Встреча с русским народом».

Жизнь наша благодаря Ирине стала более благоприятно обставленною. Она проявила кулинарное искусство и очень улучшила наше питание. Заботясь о красоте, она придала нашей обстановке привлекательный вид. Как ученый энцефалограф, она стала членом Физиологического отделения в Медицинской школе Калифорнийского университета, но продолжать научные занятия энцефалографиею ей в 1957 г. не удалось. Профессор Lindsley, который мог бы организовать для этой цели лабораторию, оказался так перегруженным всевозможными обязанностями, что не в состоянии был найти время для этой работы.

В 1956 и 1957 гг. большое удоволььствие доставляло нам знакомство с художником князем Борисом Алексеевичем Мещерским и его женою Мариею Александроною, преподавательницею русского языка в Калифорнийском университете. Князь Мещерский был внуком княгини Оболенской, основательницы хорошей женской гимназии в Петербурге.

После ее смерти дочь ее княгиня Мещерская была начальницею этой гимназии. Мещерские, и муж, и жена, были хорошие рассказчики с большим жизненным опытом. Борис Алексеевич рассказал нам интересную историю из жизни русского эмигранта, который был любителем птиц и знатоком их нравов. Живя в Париже, он заметил, что в песне французских соловьев есть только четыре колена, а у русских соловьев — восемь колен, иногда и больше. Он стал учить в Медоне французских соловьев петь по–русски и достиг своей цели. Восхищенный живым рассказом об оригинальном поступке эмигранта я сказал Борису Алексеевичу, что ему нужно напечатать этот рассказ. Через два месяца мы читали в «Новом Русском Слове» рассказ «Соловей», написанный так же живо, как он был рассказан.

В мае Борис Алексеевич сказал нам, что хочет нарисовать мой портрет и подарить его Андрею. Состоялось девять сеансов, во время которых был нарисован портрет карандашом и после этого Борис Алексеевич стал дома писать портрет маслом. Своей сестре Спечинской он писал в Вашингтон, как он гордится тем, что ему удалось написать портрет такого философа, как Лосский.

У Бориса Алексеевича живут в США две сестры и у Март! Александровны сестра. В июне они поехали на автомобиле в Вашингтон. В ста милях от Вашингтона автомобиль их свалился с горы и оба они погибли. У Марии Александровны был сломан позвоночник около шеи, следовательно, смерть должна была наступить моментально, а у Бориса Алексеевича была продавлена грудь и он умер по дороге в госпиталь, не приходя в сознание. Гибель их произвела потрясающее впечатление на всех нас, любивших и высоко ценивших их. Трудно примириться с мыслью, что так внезапно и насильственно прекращена жизнь этих двух лиц, способных к плодотворной работе и доброму общению со своими друзьями.