Алексей Лебедев - Эпоха гонений на христиан и утверждение христианства в греко-римском мире при Константине Великом

______________________

* Gieseler. Kirchengeschichte. Bd. I. S. 219–220. Bonn, 1831. 3–te Auflage; Neander. Allgem. Gesch: der Religion und Kirche. Bd. I. S. 404; Gfrorer. Kirchengesch. Bd. 1. S. 569.

** Что древние законодатели употребляют выражение"давно", если со времени одного закона до другого прошел год, это можно видеть из того, что нами сказано было касательно хронологии законодательных грамот императора Галлиена. См. выше.

*** В тексте Евсевия читается: σαφϖς — определенно, ясно; но существует вариант: άσαφϖς — неопределенно, неясно. Вариант лучшими учеными считается правильнее самого текста. Швеглер, издавший"Историю"Евсевия с вариантами, говорит в подстрочном примечании к рассматриваемому месту, что άσαφϖς — illud unice rectum (это только ясно) (Eusebii Historia ecclesiastica. Tubing., 1852. P. 376).

**** В приведенном месте указа выражение"условия"взято не из Евсевия, а из Лактанция, сохранившего латинскую подлинную редакцию Миланского указа (Lad. De mort. pers., cap. 48). Вместо слова conditiones, находящегося в редакции у Лактанция, у Евсевия стоит слово αίρεσεις В настоящее время термин Лактанция всеми принят как более соответствующий существу дела. (Такую же поправку делают и в начале Миланского эдикта, которое сохранилось до нас лишь в греческом тексте Евсевия и опущено у Лактанция.) Это обстоятельно и вполне научно доказал Кейм, раскрывший притом, что в греческой литературе слово αίρεσεις нередко употребляется в значении латинского conditiones. См.: Keim. Die romische Toleranzedicte fur das Christenthum (31 l-313)//Theologische Jahrbucher, 1852. S. 225–228.

***** Именем"концерт"назывался в особенности, как известно, тройственный союз России, Германии и Австрии в царствование Александра II.

****** Евсев. О Палест. мучениках, гл. 4.

______________________

Итак, это первое мнение касательно эдикта 312 года не выдерживает критики.

Другое мнение появилось в науке после времен Неандера и Гизелера и раскрыто с особенной силой и ученостью Кеймом. Мнение Кейма представляет другую крайность в сравнении с мнением, сейчас рассмотренным. Как те ученые смотрят на эдикт с достаточной долей оптимизма, так этот смотрит на тот же эдикт очень пессимистично. Константин Великий становится в глазах Кейма чуть ли не скрытым гонителем христианства до времени издания Миланского эдикта. Средствами, при помощи которых Кейм хочет дойти до понимания содержания эдикта Константинова, служат Миланский эдикт и эдикт Максимина 312 года. При пособии этих документов Кейм приходит к следующим выводам. Исходной точкой в его изысканиях служат те немногие замечания о характере эдикта 312 года, какие находятся в Миланском эдикте ив которых указывается на"многие различные и тяжелые условия", в какие было поставлено христианство законодательным актом 312 года. (Замечания эти уже были приведены нами.) Но так как эти замечания не дают ясного понятия о самом содержании эдикта, то Кейм употребляет все усилия на то, чтобы доискаться, в чем дело. А дело, по его изысканиям, в следующем. 1) Эдиктом 312 года запрещен будто бы был переход из язычества в христианство. К этому заключению приходит Кейм на основании следующих слов Миланского эдикта:"Нам угодно, чтобы по устранении всех условий, касательно христиан, какие изложены в прежнем законе (т. е. 312 года), каждый из тех, кто избирает христианскую религию, свободно и просто, без всякого затруднения, мог соблюдать ее"*. 2) Эдиктом 312 года, по суждению Кейма, запрещено было сектантство в христианстве, т. е. не было обеспечено свободное существование сект в христианском обществе и присоединение к ним; дана свобода лишь господствующему христианскому культу. Этот вывод Кейм извлекает как из эдикта Миланского, так и эдикта Максимина 312 года. В Миланском эдикте говорится:"Мы признали полезным, чтобы никто не был лишен свободы отдавать свое сердце, будь то религии христианской или другой религии, какую кто найдет для себя более целесообразной". Под религией христианской Кейм в этом случае понимает господствующий культ христиан, а под другими религиями — ереси и христианские секты. Так как, по суждению Кейма, ереси и секты Миланским эдиктом допускались, то, заключает он, значит, они находились в числе недозволенных явлений по указу Константина 312 года. В таком же роде толкует Кейм и другое выражение Миланского эдикта:"Мы позволяем христианам неограниченную религиозную свободу, а вместе с этим и другим — aliis — позволяем свободно исполнять дела своей религии"**. Под упоминаемыми здесь"другими"(aliis) Кейм опять понимает последователей ересей и сект. Подобные же выводы он делает и из указа Максимина 312 года. В этом указе говорится, чтобы позволялось держаться своей религии тем из христиан, которые следуют своей собственной религии (τή ίδία ϑρησκεία), составляющей достояние всего народа (τó τοιοΰτον ξϑνος*), т. е., по мнению Кейма, тем, кои держатся господствующего культа христианского, а не культов сектантских и еретических. А так как указ Максимина, как было уже доказано выше, издан под непосредственным влиянием эдикта Константина 312 года, то Кейм на этом основании не сомневается, что второй содержал в себе то же, что и первый. 3) Кейм старается уяснить смысл темных слов Миланского указа касательно предшествующего указа 312 года, в которых выражается мысль, что условия, на каких в этом последнем дана была свобода христианскому исповеданию, были такого рода, что вследствие их (условий)"некоторые отвлечены были (άνεκροΰοντο) от соблюдения своей (христианской) религии". Он полагает, что, быть может, по указу Константина 312 года, только тем христианам позволено было свободное исповедание христианства, кои могли доказать, что они сделались христианами не сейчас, по издании указа, а были такими и во время гонения Диоклетианова; вследствие чего тем из христиан, которые не могли ясно доказать, что они были христианами более или менее продолжительное время — приказано было считаться язычниками. Вообще, он полагает, что в этом эдикте, быть может, указано было точнее, кого нужно считать христианами и кого нет, хотя бы последние и носили имя христиан. 4) Так как Миланский эдикт очень настойчиво требует, чтобы христианам были возвращены те церковные имущества, которые были отняты у них во время гонения, то Кейм находит, что в законе Константина 312 года ничего такого не было сделано для христиан: христианам не были возвращены церковные имущества, принадлежавшие обществу христианскому по праву, но отнятые во время гонения, вследствие тирании и беззакония. Вообще, по мнению Кейма, Константин, издавая указ 312 года, хотел противодействовать силе христианства, хотел употребить в дело"законные стеснения", поставить — ввиду распространения христианства — "заставы"и"плотины". Кейм не оставляет без ответа и естественного вопроса: что побудило Константина издать такой указ, каким был указ этого императора 312 года, по толкованию немецкого исследователя? Он, Кейм, находит, что издать его побуждает Константина страх перед таким сильным врагом языческой государственной религии, каким вдруг оказалось христианство. Лишь только появился толерантный указ Галерия, раскрывает свою мысль Кейм, как целые тысячи людей, доселе из опасения перед гонителями скрывавших свои симпатии к христианству, неожиданно для правительства бросили язычество и присоединились к христианскому исповеданию; могло казаться, что рушится самое здание римской государственной языческой религии. Притом же будто бы христиане своим делением на секты и ереси, которое сопровождалось взаимными несогласиями, вынуждали правительство ограничить права свободы христианской веры, удержав их лишь за господствующим христианским культом****.