Алексей Карпюк - Вершалинский рай

Больше всех возмущались гайновские мужики. Из их толпы неслись разъяренные крики:

— Ну что, так и будем стоять?!

— Никуда он не мог деваться!

— Постромок на шею — и на осину! — заявил беловежец Антонюк.

— И повесить мало!

— Шворень накалим и сделаем допрос — куда гроши девал?

— Глядите, Ломник его ползет!..

Михаловского балагулу, вынырнувшего откуда-то на свою беду, разъяренная толпа вмиг обступила тесным кольцом.

— Где Альяш, говори! — схватили передние старика за грудь.

«Апостол» побелел, от страха слова не мог выговорить.

— Куда он делся, признайся!

— Где наши деньги? Будешь говорить, ну?! — двинул ему кулаком в зубы белосточанин, чья жена явилась под церковь с клубками ниток.

Ломник промычал что-то невнятное и умолк. Рассвирепевшие мужики начали рвать на «апостоле» одежду, затем повалили его и стали топтать сапогами.

— Люди, надо Альяша искать! — отрезвил всех вдруг пронзительный крик. — Чего мы столпились тут, как стадо баранов?!

— Главное, чтобы гроши не успел никуда отправить!

— Может, он в старом доме, в Грибовщине?

— Говорят, с апостолами на выгон подался, а оттуда жидки молодые его в Кринки повели кустами! Если махнуть через деревню, на мосту остановить можно!

— Ах, гицаль! Его дружок Пиня прислал уже на выручку мошенников своих!

— Бежим громадой!..

Бросив Ломника посреди дороги, толпа отхлынула от пустого домика и с воплями, от которых у грибовщинцев волосы на голове вставали дыбом, стремительно пронеслась через деревню. Этот яростный крик и бессмысленное трепетание — было все, что осталось у них от большой надежды.

…Тэкля с Химкой к тому времени успели затащить пророка в пустовавшую с весны картофельную яму. Женщины натаскали соломы и завалили ею Альяша. У безмерно усталых, измученных людей довести поиски до конца уже не осталось сил.

Внезапно по Принеманщине пронесся слух, что грибовщинский пророк — вовсе никакой не пророк, а белогвардейский офицер Булак-Балаховича.

Нашлись люди, утверждавшие со ссылкой на документы, что революцию он встретил в таком-то чине, служил в таком-то полку, столько-то человек расстрелял сам лично, столько-то засек нагайкой. Указывалось место, где большевики разоружили его полк, и даже маршрут, которым этот проходимец и палач, подделываясь под крестьянина, следовал в Кринки, кто ему помогал, обманутый мошенником.

— Этот, ваше благородие, чтобы обдурить народ и поживиться, купил в Грибовщине чужую фамилию — Климовича — и святым, холера, прикинулся!..

— Ну, такой богомолец, праведник, а у самого было четыре молодых жены да мешки с золотом, брильянтами и долларами, закопанные в огороде!

— Подумать только, каким непьющим прикидывался, а ему, мерзавцу, разные вина и ликеры из Парижа курьерскими поездами привозили!

— Еще какие пиры закатывал! У Жоржа Деляси за золото шлюху откупил!..

— Не купил — в карты выиграл!..

Все эти подробности, как потрясающая сенсация, по той же системе беспроволочного телеграфа и «психического эха» полетели из села в село, будоража и приводя в ужас легковерных крестьян.

— И этот обманул!

— Как он ловко нас надул!

— Вокруг пальца всех обвел!

— Эко диво! Буржуи всегда темного мужика обдуривали! Первый раз, что ли?

— Так нам и надо, потому что мы ни разу их как следует не проучили! До таких пор они смеяться будут над нами?

— И то правда! Неужели мы такие слабаки, что не можем прижать одного, чтоб другим неповадно было?!

Люди были готовы четвертовать вчерашнего кумира.

Именно в это время окончательно потерпел крах и Иван Мурашко. Когда его «сионисты», не дождавшись объявленного им конца света, подняли бунт и потребовали свои вклады, проходимец прихватил общинную кассу, Ольгу Ковальчук и удрал в Америку. От первого мужа у Ольги было шестеро детей, и практичная мать купила каждому в Буэнос-Айресе по большому дому…

Альяш не способен был на то, чтобы из Сокольской сберкассы забрать вклад и с Тэклей махнуть за океан — вне Грибовщины он не представлял себе жизни. Дядька поселился опять в деревне, в старой отцовской хатенке. Не в состоянии и минуты просидеть без дела, старик начал по ночам выезжать в поле с плугом или бороной, а днем уходил спать к соседям, куда сердобольная Тэкля носила ему горшок с кашей.

Так прошел день, другой. Прошла неделя…

Альяш уже решил, что опасность миновала. А в это время под Бельском самые верные его сторонники готовили своему идолу мученическую смерть.

На скрещении дорог Бельск — Гайновка — Заблудов бельчане с молитвами и заклинаниями ночью спилили столетний дуб. Плотники выстругали из комля здоровенный крест с одной перекладиной, бабы привязали к перекладине льняной передничек. Затем мужчины сплели веночек из колючей проволоки, наточили вилы, взвалили тяжелый крест на плечи и, нигде не останавливаясь, поволокли его на север — в сторону Кринок. Шли через Заблудов, Михалово, Городок, станцию Валилы, Случанку…

В селах мужики спрашивали, куда они волокут такую ношу, но бельчане отмалчивались. Признались одному нашему Салвесю, да и то с великой неохотой. Странную процессию страшевец встретил на случанской дамбе, возвращаясь из Пилатовщины, куда возил свинью к породистому борову.

— Что случилось, мужички? — придержал Салвесь коня.

Ему не ответили. Но любопытный Салвесь был не из тех, от кого можно легко отделаться.

— Что стряслось? Куда это вы? — не унимался он.

— Так надо, дядька! — нехотя бросил наконец один, сгибаясь под тяжестью креста.

Салвесь опознал мужиков из Масева: еще до первой мировой войны он ездил с ними разбрасывать по царскому указу в пуще картофель и свеклу для зубров. Крайне заинтересованный дядька обратился к ним:

— Масевцы, куда вы, к черту тащите такой груз?! Коней у вас не нашлось, что ли?

Но и знакомые молчали, отворачивались. Только один буркнул:

— Скоро услышишь!

Молодой парень не выдержал, добавил:

— В Грибово, дядя, Альяша проверять!

Его сосед заверил Салвеся:

— Мы его прове-ерим, не сомнева-айся, больше не захочет нас обманывать!

— И другим закажет! — добавил третий.

— Неужели для грибовщинского баламута? — удивился Салвесь.

— Не такой он баламут, как кажется! — гневно сверкнул глазами мужик.

— Умен слишком! — уточнили в процессии.

— За чужой счет!

— Приведем его в чувство! А это ему на башку! — Бельчанин с железными вилами показал венок из колючей проволоки, обернутый соломой.

…Вернувшись со всеми своими пожитками в Страшево, Химка не находила себе места. Когда дядька Салвесь красочно, в лицах, изобразил в нашей хате разговор на случанской дамбе. Химка вскочила с лавки.