Дик Лукас - Второе послание Петра и Послание Иуды

По–прежнему актуальна и другая опасность, с которой справиться труднее. Крупнейшего богослова XX в. Карла Барта однажды спросили, в чем он видит самое большое препятствие, которое мешает примирению Реформатских церквей и Римской католической церкви. Он ответил так:

«Я думаю, что самым большим препятствием является маленькое словечко, которое католическая церковь добавляет к любому нашему предложению. Это маленькое словечко: «и». Когда мы говорим Иисус, католики говорят Иисус и Мария. Мы стремимся посвятить наши души Господу, Христу. Католики стремятся повиноваться Христу и Его наместнику на земле, т. е. Папе. Мы верим, что христианин спасен заслугами Иисуса Христа, католики же добавляют: и его собственными заслугами, т. е. речь идет о спасении по делам. Мы считаем единственным источником Откровения Священное Писание, католики же добавляют: и священное предание. Мы говорим, что познание Бога исходит из веры в Его слово, данное нам в Писании, католики же добавляют: и от разума» [290] Barth К., 'Prospects for Christian Unity', in O'Brien J. A. (ed.), Steps to Christian Unity (London: Collins, 1965), p. 87. .

Для Иуды вера — это то, что неколебимо утверждено для нас. Ни суеверные дополнения, ни мирские попытки принизить веру не должны поколебать того фундамента, на котором зиждется наше учение во всей его полноте.

Иуда говорит, что вера была доверена, предана нам. Он использует слово, которое стало почти техническим термином в христианских кругах, и описывает, как Бог передает Церкви Свое послание через апостолов (paradidomi: Л к. 1:2; Деян. 16:4; 1 Кор. 11:2; 15:1–3; 2 Фес. 3:6; 2 Пет. 2:21). Иуда понимает, что Бог является автором Благой вести, а апостолы причислены к тем святым, которые ее получили. Монопольное право на Благую весть принадлежит Богу, а потому страшно менять ее самостоятельно. «Это не изобретенное, но данное; не открытое нами, но данное нам Самим Богом; это дано нам на хранение, дабы мы сохранили это для грядущего» [291] Manton, р. 104. .

То, что Бог дал нам неизменяемое Евангелие, легко воспринимать как очевидное и само собой разумеющееся. Но это и великое преимущество, привилегия для нас. Псалмопевец говорит в изумлении: «Он возвестил слово Свое Иакову, уставы Свои и суды Свои Израилю. Не сделал Он того никакому другому народу, и судов Его они не знают. Аллилуйя» (Пс. 147:8,9).

Мысль Иуды вполне очевидна: если Бог дал нам Евангелие и не собирается давать никакого другого, то мы должны хранить и беречь его как сокровище.

Вера, по словам Иуды, была однажды предана святым. В греческом здесь употреблено слово Нарах, которое означает «однажды и навсегда», «окончательно и бесповоротно» (ср.: 1 Пет. 3:18). И нет никаких оснований полагать, что Бог даст нечто совершенно новое и дополнительное в последующие века христианской истории. Разумеется, каждое поколение христиан должно выражать это послание, строго придерживаясь определенных аргументов; формулировка христианских вероучительных кредо и исповеданий часто требовала разрешения сложных языковых проблем своего времени. Эти символы веры не являются итоговой суммой того, во что верили христиане, это пункты веры, в которых сомневались еретики! Те, кто составлял вероучительное кредо, знали, что они должны дать отточенные формулировки понятий, используя слова, которые в Библии отсутствуют, и совершали это с благоговейным страхом, стремясь к единственной цели — защитить авторитет Евангелия [292] Это особенно верно в отношении слова homoousios, которое означает «единосущность» Иисуса с Отцом. Хилари, богослов, который настаивал на сохранении этого термина в Никейском символе веры, пишет: «Мы, побуждаемые ошибками еретиков и богохульников, вынуждены были сделать то, что незаконно, не соизмеримо с масштабом величия Бога, выразить то, что нельзя выразить словами, посягнуть на запретное. И хотя нам следовало бы выполнять заповеди просто по вере, поклоняясь Отцу и Сыну вместе с Ним, радуясь в Духе Святом, мы вынуждены использовать немощный наш язык, его слабые возможности, дабы выразить неописуемые реалии. Мы попали в круг ошибок других, чтобы не ошибиться самим в опасной попытке использовать человеческую речь, дабы поддержать религиозное благоговение нашего разума… Несовершенство нашего разума ставит нас в весьма сомнительную и опасную ситуацию: сформулировать утверждения такого рода о вещах, которые запрещены нам небом в силу их возвышенности и недосягаемости для человеческого разума». De Trinitatell, 5, quoted in Torrance Ф. F. The Trinitarian Faith (Edinburgh: T. and Ф Clark, 1993), pp. 26,27. .

Наше понимание христианства проходит серьезную проверку, когда мы пытаемся разобраться, рассматривает ли оно вопросы и темы сегодняшнего дня надлежащим образом, на современном уровне, не нарушая принципа «веры, данной однажды и навсегда». Сегодня это весьма трудно, поскольку релятивистская позиция состоит в том, что все культуры одинаково ценны и что необходимо принимать во внимание и разделять концепции и откровения других. Иуда серьезно предостерегает нас от такой позиции, ибо его оппоненты все еще с нами. Они твердо придерживаются этого релятивизма. Они выбираются из «зыбкого болота», на котором, с их точки зрения, покоится христианский авторитет, и идут в сторону развития процесса, направленного на понимание Бога только в современных терминах и на современной концептуальной основе. При этом они могут проявлять хорошее знание библейских текстов, но цитируют их избирательно, для иллюстрации своих мыслей, но не для практического их применения. Последователи оппонентов Иуды могут занимать благодушную и даже благородную позицию по отношению к любому религиозному течению до тех пор, пока его концепции не примут законченную форму.

Поэтому неудивительно, что Иуда так долго находился в забвении, поскольку как раз и утверждал эту «законченность», полноту авторитета. У нас есть больше оснований обратить внимание на его увещевания, поскольку релятивизм, на который опираются его оппоненты, ныне находится в самом центре нашей культуры и влияет на формирование мировоззрения даже библейски мыслящих христиан. Еретики во времена Иуды, по–видимому, завладели чувствами нашего мира, в котором сам Иуда может казаться ограниченным и опасным. Мы так тесно связаны с современной культурой, что для нас более естественно вступить в союз с миром, чем обратиться к мыслям и предостережениям Иуды.

Бороться за веру, однажды преданную святым. Кто такие эти «святые»? Все христиане, все те, кто был назван Богом праведным или святым. В Новом Завете «святой» — это практически синоним христианина (см., напр.: Деян. 9:13,32; Рим. 1:7; 2 Кор. 1:1; Еф. 1:1; Отк. 5:8), и новозаветные авторы сочли бы весьма странным, если бы мы захотели отождествить священство с какой–то особой группой людей. Христианский титул «святой» одновременно «включает в себя и честь, и увещевание, и обличение. Он означает и высокое призвание, побуждает жить в соответствии с ним и напоминает о вызывающих горькие сожаления недостатках» [293] Plummer, р. 379. .