Дж. Мотиер - Послание к Филиппийцам

Но как это происходит на практике?

Для подготовки христиан к приходу Господа Павел не предлагает ничего нового, неожиданного, чтобы сделать их достойными присутствия Христа. Напротив, существует программа роста, которая начинается с семени (ст. 9) и заканчивается урожаем (ст. 11). Как мы сейчас увидим, он относится к этой метафоре урожая очень серьезно.

По мнению Павла точка, с которой начинается рост христианина, — это любовь. Именно любовь — то семя, от которого он ожидает мощного роста, так как она возрастает более и более [29] Перевод в RV: «yet more and тоге» (русск. перевод: «еще более и более») точно отражает смысл греческого текста, создавая впечатление неограниченного роста. Глагол «to abound» (использованный в данном англ. переводе, — «изобиловать», иметься в большом количестве) сам по себе передавал бы то же впечатление (ср., напр., 1 Кор. 14:12; 15:58; 2 Кор. 8:9), но в сочетании с наречным выражением он описывает обильный, буйный рост. . Ее растущие побеги принимаются и поддерживаются двумя опорами — познанием и всяким чувством [30] Чтобы понять значение выражения «to abound in» (изобиловать) (perisseuein en) см., напр., Рим. 15:13, где «to abound in поре» (в русском тексте: «обогатились надеждою) означает жить под растущим влиянием твердой надежды, которую имеет христианин. В Флп. 1:9 — любовь, возрастающая в познании, и т. д., это любовь, контролируемая в своих действиях знанием, и т. д. См. далее: гл. 4. , и под их контролем начинают распускаться листья и цветы: сначала особый образ жизни христианина, так как мы познаем лучшее [31] Выражение «познавая лучшее» прокомментировано далее в гл. 5. , а затем, в самой сердцевине этого образа жизни [32] RSV не слишком хорошо выявляет связи между различными частями в этом сложном предложении Павла. Рост знающей и чувствующей любви — «с целью, чтобы вы познавали…»; «познавали лучшее» — «чтобы вы были чисты» и т. д., т. е. налицо сознательная цель. , — прекрасные цветы святости — и во внутреннем мире человека ( чисты), и во внешнем поведении (непреткновенны) [33] О словах «чисты» и «непреткновенны» см. далее в гл. 5. . А в итоге — созревший плод, праведность, отвечающая требованиям великого дня Господня.

Следовательно, для Павла жизнь христианина — это жизнь запрограммированного роста. Его взгляд ясен, когда он с нетерпением ожидает завершения дела рук Божьих (ст. 6) в жизни, которая чиста и непреткновенна, исполнена плодов праведности. Но все это в будущем — идеальная реальность, к которой неуклонно приближается верующий. Если бы существовал какой–то другой путь, какая–то более легкая тропа, более короткая дорога к совершенству, разве не сказала бы об этом горячая любовь Апостола? Но нет легкого пути, нет внезапно обретенной праведности.

Контраст между нашим желанием и тем, что решило премудрое провидение Божье, прекрасно отмечен в Пс. 125:4–6. Народ Божий чувствовал потребность в новом, возрождающем деянии Господа и жаждал, чтобы это произошло со всей внезапностью и полнотой, как дождь, который мгновенно наполняет высохшие русла рек. Но путь Господа иной: надо сеять со слезами, чтобы пожинать с радостью; чтобы внести снопы, надо сначала вынести семена. Мы можем очень хотеть, чтобы было по–другому; мы иногда» слышим о других программах от проповедников; нам могут предлагать какой–то опыт или технику, выдавая их за быстрый путь к святости. Но Павел ничего не говорит о подобных вещах — даже своим возлюбленным филиппийцам.

Теперь мы должны обратиться к изучению некоторых деталей этой программы роста. Мы сразу же замечаем, что Павел сеет любовь как начаток христианской жизни: это отправная точка роста — любовь ваша должна более и более возрастать. Он не упоминает о каком–либо объекте, на который должна быть направлена их любовь; он говорит скорее о той добродетели любви, которая должна пропитать все их существо и характер, и тогда всякое отношение и всякое действие будет подсказано и отмечено этой любовью.

Павел был человеком, глубоко познавшим любовь в своей собственной жизни. Прежде чем сообщить филиппийцам, что он молится о любви, которая должна занимать подобающее место в их жизни (ст. 9 и далее), он раскрывает им свое любящее сердце (ст. 8). Сознательно или неосознанно, он показывал, что значит любовь для христианина. Его любовь к ним была настоящей. Она не была фасадом, хорошей маской, которую он надел на себя ради их пользы или чтобы отвечать требованиям, предъявляемым к апостолу. Его любовь была настолько настоящей, что он не колеблется призвать Бога себе в свидетели в этом вопросе — Бога, Который знает сердце. Кроме того, его любовь была сильной; я люблю… вас [в англ. переводе «я тоскую…» — прим. пер.]; глагол (epipotheo) выражает сильное желание и нужду (он использован, например, в 2:26, где речь идет о тоске по родине). «Я тоскую о вас, — в сущности говорит он, — чувствую себя неспокойно, пока мы не вместе». Но третья черта его любви превосходит даже эти две: это любовь, подобная любви Христа, — любовью Иисуса Христа. Это означает, что образцом для его любви к ним является любовь Христа. Но выражение, которое он использует, отражает нечто большее, чем подражание. Павел говорит, что он достиг такой глубины в своем единении с Христом, что их сердца бьются как одно, — и более того, что большее сердце — сердце Иисуса — завладело сердцем Его слуги. Любовь Христа стала центром личности Павла.

Было бы естественным для филиппийцев задаться вопросом: смогут ли они когда–нибудь любить так, словно они соединились с сердцем Иисуса? Такое эмоциональное отождествление с Господом кажется невероятным, настолько далеко оно от непостоянства и своенравия, которые нам привычны, известны по опыту. Павел, однако, разговаривает с ними не как с людьми, которым недостает любви и которые должны просить о ней, но как с теми, кто имеет любовь (любовь ваша, ст. 9) и кому надо заставить ее расти. В Послании к Филиппийцам любовь показана как суть нового естества, данного верующему. Лидия стала христианкой не раньше, чем настояла на том, чтобы Павел и его товарищи были гостями в ее доме. Тюремщик стал христианином не раньше, чем начал омывать раны Павла, хотя до этого забил ноги Апостола в колоду (Деян. 16:15,24,33). Когда враждебность людей заставила Павла покинуть Филиппы, церковь, напротив, поддержала Апостола (ст. 5–7) и не раз посылала ему помощь (4:16). Любовь была их новым качеством во Христе.

Это утверждение о христианине, выраженное разными способами, остается постоянным в Новом Завете. В самом деле, это уникальная черта христианского опыта. Когда Павел в другом месте пишет, что «кто во Христе, тот новая тварь» (2 Кор. 5:17), он учит, что Бог сделал для нас все, что необходимо сделать; когда Петр утверждает, что «от божественной силы Его даровано нам все потребное для жизни и благочестия», здесь звучит та же нота завершенности; и он дополнительно разъясняет, что Божьим обетованием мы становимся «причастниками Божеского естества» (2 Пет. 1:3–4). Оба — и Павел, и Петр — говорят об этом деле Божьем в прошедшем времени: это наше основное наследие как верующих. В нашей земной жизни нам остается доделать то, что Бог уже «заложил». Мы призваны становиться тем, что мы есть.