Михаил Мудьюгин - РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВНОСТЬ

И тогда произнесение («вычитывание») молитв, предусмотренных уставом, начинает казаться многим более важным, чем их осмысленное переживание.

И тогда апокриф, т.е. сказание или предание, Церковью не принятое или даже отвергнутое, становится более популярным чтением и пользуется большим доверием и авторитетом, чем Священное Писание.

И тогда великий, святой, спасительный, божественный облик Христа Спасителя заслоняется обличиями и заповедями человеческими (Мф 15:9).

Не пора ли начать говорить правду?

Ведь именно боязнь правды налагает печать молчания на церковных людей, болеющих душой за свою Церковь и искренно желающих ее освобождения от всего, что препятствует спасительному воздействию на вверенные ей Богом человеческие души, на членов тела Христова (1 Кор 12:27).

Когда–то, много веков назад, жизнь русского человека была проникнута православным мироощущением. Молитвы утренние и вечерние, краткие, совершаемые по нескольку раз в день до и после приема пищи, молитвенные обращения к Богу по разным случаям: например (см. молитвослов) «перед началом всякого доброго дела», во многих семьях — ежедневное чтение вслух Священного Писания, «славление», т.е. молитвенные посещения дома священником по большим праздникам, наконец, по воскресным и по другим праздничным дням походы всей семьей в храм, — все это придавало церковную окраску буквально каждому моменту жизни человека.

К этому надо прибавить участие в частных богослужениях, совершавшивхся нередко в домашних условиях при всех сколько–нибудь выдающихся семейных и личных событиях: сюда относятся крещение детей, молебны и панихиды по разным случаям и памятным дням, наконец, отпевания усопших родных и близких.

Важнейшее место в жизни православного христианина занимали такие стимулирующие духовное развитие переживания, как нередкие причащения Тела и Крови Христовых с предшествующей исповедью. Быт упорядочивался чередованием постных и скоромных дней, даже целых периодов (масленица, Великий и другие посты, «сплошные» недели, в том числе пасхальная, «святки» и другие), отличавшихся большим многообразием народных обычаев, регулировавших и обыденную, и сакральную стороны жизни.

Трудно определить, в какой степени все это совершалось с должным благоговением и усердием и сопровождалось настоящей молитвой, которая есть не что иное, как «устремление ума и сердца к Богу» [1] «Пространный Христианский Катехизис Православный Кафолическия Восточныя Церкви». М., 1913. Можно, однако, считать несомненным, что пронизанная церковными установлениями жизнь православной семьи оказывала постоянное мощное воспитательное воздействие на личность человека во всей ее многогранности.

Конечно, все это протекало в условиях патриархального уклада взаимоотношений, освящаемого Церковью. Но верно и обратное: сама патриархальность уклада обеспечивала соблюдение установленных и укоренявшихся веками норм церковного оформления трудовой и семейной жизни. Тем самым личная свобода в религиозной сфере практически сводилась на нет: даже такой, с современных позиций, сугубо личный акт, как вступление в брак и сами супружеские отношения определялись, как правило, волей родителей, прежде всего, главы семейства, а в условиях крепостного права также согласием владельца «человеческих душ», т.е. помещика (или игумена, если говорить о монастырских крестьянах). Однако православные люди тех времен других моделей жизненного поведения не знали, и потому их воля только в редких случаях вступала в конфликт с установившимся стереотипом отношений.

Из всех элементов этого пронизанного церковностью уклада к настоящему времени сохранилось более или менее устойчиво только посещение богослужений в храмах. Лишь очень небольшая часть верующих молится в домашних условиях; Священное Писание и вообще духовную литературу тоже берут в руки сравнительно немногие. Большинство церковно верующих людей практикует только нерегулярное посещение общественных богослужений по праздничным и памятным дням с эпизодическим участием в таинстве евхаристии, а также совершение «заказных» частных богослужений («треб»).

В годы гонений большинство людей, особенно деревенских жителей, чтобы посетить «ближайший» храм, вынуждены были преодолевать десятки и даже сотни километров, почему и богослужения оказывались недоступными. Как известно, в период хрущевского гонения (1960–1964 гг., а по инерции и в последующие два десятилетия) совершение треб в домах было запрещено: крещения, отпевания, панихиды, молебны, освящения домов — все это в жилых помещениях можно было совершать только с особого разрешения райисполкома в каждом отдельном случае. Не попали под запрет только домашние исповедь и причащение, а также соборование тяжелобольных. Однако православные так были запуганы многолетними репрессиями, так свыклись с ограничениями вероизъявления, что лишь немногие решались пригласить священника в дом, опасаясь не только административных неприятностей, но и столкновения с недоброжелательно настроенными соседями, атеистами или хотя и верующими, но чрезмерно боязливыми. Последствия ограничений и запугиваний сказываются на поведении верующих и поныне.

Если приход священника в частную квартиру был связан с затруднениями, то причастить больного, даже умирающего в больнице было практически почти невозможно, хотя законом разрешалось. Настойчивым родственникам в этих случаях, чтобы преодолеть сопротивление больничного начальства, приходилось, пользуясь ходатайством своего архиерея, обращаться к местному уполномоченному Совета по делам религий и иногда удавалось добиться желаемого результата.

С начала 1991 г запреты на совершение богослужений в частных домах и даже в учреждениях (в больницах, местах заключения и др.) были сняты, но люди отвыкли от общения со священником в домашней обстановке, и даже к умирающему родные не догадываются вызвать из ближайшей церкви священника для духовного напутствия.

Оценивая объективную ограниченность возможностей Русской Православной Церкви, нельзя упускать из вида главный из многочисленных факторов: действовавший в течение семи десятков лет закон 1918 г. об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Сразу после вступления в силу этого закона уже в 1918 г. были закрыты почти все домовые церкви и, таким образом, регулярного духовного окормления лишились больные в больницах, заключенные в тюрьмах и лагерях, учащиеся в школах и университетах. Прекратилось преподавание в школах религиозного вероучения («Закона Божьего») и даже на дому наставлять ребенка (что при наличии достаточной родительской инициативы законом допускалось) стало для священника небезопасным. До 1943 г., когда необходимость мобилизации и сплочения всех сил народа для отражения внешнего врага заставила Сталина и возглавлявшееся им Политбюро несколько ослабить давление на верующую часть населения и на Церковь, не работали духовные учебные заведения и, следовательно, в течение 25 лет не было возможности готовить смену духовенству, которое к этому моменту было почти целиком истреблено расстрелами, лагерями, ссылками, всеми видами безудержного гонения и насилия. Отсутствовала тогда и церковная печать: первые номера Журнала Московской Патриархии — единственного печатного органа Православной Церкви в течение многих последующих лет — вышли опять–таки только в 1943 г.