Геннадий Фаст - Кто же Сей? Книга об Иисусе Христе

Перед всем этим не устоял древний Адам. Ему также было предложено вкусить плод (искушение похотью плоти), красивый на вид (искушение зрелищем), и было обещано: …будете как боги (Быт. 3: 6) (искушение властью и славой). А Христос устоял…

Еще о Господе сказано: …был со зверями (Мк. 1: 13), как и Адам в раю, когда он нарекал имена животным. Но теперь в обличье зверей на Него обрушились все грехи – хитрость лисы, свирепость медведя, трусость зайца, кровожадность льва… Однако животным пришлось покориться Христу: они нападали на грешного человека, но не смогли Ему повредить, потому что, приблизившись, почувствовали первозданную Святость. Мы столкнемся с тем же феноменом в житиях многих святых: дикие звери, приближаясь к праведнику, не могли ничего с ним сделать. Сила греха ослабляется, отступает и прекращается.

Что еще сделал Господь – «нас ради человек и нашего ради спасения»? Он страдал. «И страдавша, и погребенна». Страданиям Христовым уделяется особенно много внимания во время богослужений Страстной седмицы. Хочу лишь выделить три момента. Священнослужители, причащаясь, испивают три глотка из Чаши. Когда-то так же причащались все христиане, но мне хочется сказать о тех трех глотках, которые совершил Христос. Первый – это Чаша Евхаристии, из которой испил Господь в Сионской горнице вместе с апостолами. Христос еще жив, Он еще во плоти, Кровь еще циркулирует по Его Телу, но Спаситель уже говорит:

Первый глоток – это Чаша сакральная, мистическая, таинственная. Именно она изображена на иконе Андрея Рублева «Живоначальная Троица». В Апокалипсисе сказано, что Христос был заклан от создания мира [99] . Для Бога времени не существует. Эта Чаша была прежде сотворения мира. Троица уже созерцает Сына Божия как закланного в Чаше жертвенного Тельца. И мы с вами причащаемся не для того, чтобы в очередной раз вспомнить о страданиях Христовых. Когда мы приступаем к Чаше, то заклание Господа происходит не в прошедшем, а в настоящем времени. Вот Он – закланный Христос!

Тогда, на Тайной Вечере, Спаситель мог бы сказать: «Примите, ядите, это будетТело Мое». Но времени нет в Царствии Божием, оно существует только здесь, на земле. Вечная жизнь – всегда Божественное «днесь», сегодня. Кстати, весьма распространенная ошибка человека заключается в том, что он живет или прошлым, или будущим: либо вечными воспоминаниями, либо бесконечными мечтаниями, не замечая того мгновения, которое «здесь и сейчас». В вечности нет иллюзорного, несуществующего прошлого и будущего. Там не о чем вспоминать и нет смысла рассуждать о том, что произойдет завтра. Там все истинно, все реально.

Христос на Тайной Вечере приобщается этого первого глотка сакральной Евхаристической Чаши и отдает ее нам навсегда. Она и сегодня в наших руках. «Сие творите в Мое воспоминание», – говорит Господь, – пока не вернусь, пока снова не буду пить с вами в Моем Царстве.

Здесь все сотериологично: «Сие есть Тело Мое, Сия есть Кровь Моя, еже за вы изливаемая во оставление грехов». Это – не пример для подражания, как например, омовение ног. Здесь мы принимаем Дар Спасения, данный нам сакрально, таинственно.

Второй глоток был испит Господом в Гефсиманском саду:

Он ужасается и тоскует, и капли пота, как капли крови, падают и орошают землю. Что там произошло? Задумаемся, что труднее: пережить невероятно тяжелое событие или ожидать его? Предпринять какие-то чрезвычайно ответственные действия или решиться на это? Иисус молится:

то есть в Его душе происходит борьба.

В романе Виктора Гюго «Отверженные» описывается, как Жан Вальжан готовится явиться на суд и заявить о том, что беглый каторжник – это он, иначе покарают другого. А Вальжану так не хочется возвращаться на каторгу, где он провел не один год! Описывается душевная борьба героя. К утру его волосы поседели, но он все же доносит на себя. Вот это и есть Гефсиманская ночь. Митрополит Гедеон (1929–2003) как-то сказал: «У каждого – свой “Гефсиманский сад”. Однажды любому из нас придется попотеть до крови…»

Через это надо пройти. Христос выстрадал свое решение в Гефсиманском саду. То, что произошло сакрально в Сионской горнице, душевно случилось именно там.

И наконец, третий глоток – Голгофа. Спасителя прибивают ко Кресту, Его распинают, и Он восклицает: Жажду! (Ин. 19: 28). Он жаждет этого страшного глотка. Дрожжи из чаши ярости Моей (Ис. 51: 22), – говорит пророк. На современный язык это можно перевести так: «Вино чаши ярости Божией». Вино – это уже что-то крепкое, но это еще и чаша гнева Божия, и даже не просто гнева, а ярости Божией!

Как же это страшно: Бог пришел в ярость! И вот этот глоток происходит здесь, на Голгофе…

Иисус взывает:

Так гнев Божий отводится от людей. Христос принимает на Себя и его. Испив от этой чаши и вскрикнув громко, испустил дух. Так на Голгофе совершилось наше спасение. И в этом – вся суть. Можно верить в то, что Иисус родился от Девы, совершал чудеса и вознесся на Небо, – в Коране многое из этого есть, но там Он не умирал и не воскресал. То есть Иисус Корана – это «почти» тот же самый Иисус Евангелия, только из Него вырвали сердце, вырвали самую сердцевину, самую основу. А что людям до того, что Бог стал человеком? Что до того, что Он творил чудеса, а потом вознесся на Небо? Интересно, конечно, но нам-то что до этого? Все эти события становятся судьбоносными для человечества именно в силу того, что Он совершил это «нас ради <.„> и нашего ради спасения», то есть приняв наши грехи на Себя.

Теперь поговорим о двух вещах, чрезвычайно важных для каждого христианина, – о Кресте и об Имени Господнем. Почитая Крест, люди порой впадают в противоположные крайности. Крест признают очень и очень многие, но часто в замутненном человеческом сознании он превращается в фетиш, в некое подобие талисмана. Некоторые, приходя в храм, так и спрашивают: «Можно ли купить у вас оберег?» Дескать, раз крест будет на мне, значит, Бог будет меня хранить. При этом люди нисколько не задумываются о покаянии, об обращении ко Христу, как будто все это не играет ни малейшей роли.

Для других крест – не символ искупления, а мистический или даже магический атрибут. Они любят глубокомысленно порассуждать о том, что форма креста несет в себе некую особую «энергетику». Все это в конечном счете отрицание евангельского Христа как Спасителя.